Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
— Государь, я молю о справедливости.
— Кто нанес вам обиду?
— Парламент.
— Ну что ж! — хлопнув в ладоши, сказал король. — Вы жалуетесь на мой парламент. В таком случае прошу вас: проучите его как следует! Я и сам имею основания на него жаловаться и я тоже прошу у вас справедливости, — добавил он, передразнивая реверанс старой графини.
— Ваше величество, вы — король, вы — повелитель.
— Король — да, повелитель — не всегда.
— Изъявите свою волю, государь.
— Я изъявляю свою волю каждый вечер, а они каждое утро изъявляют свою. Но так как наши воли диаметрально противоположны, мы напоминаем землю и луну, которые вечно движутся друг за другом, но никак не могут встретиться.
— Государь, ваш голос достаточно силен, чтобы заглушить вопли этих людишек.
— Вот это и вводит вас в обман. Ведь они — адвокаты, а я нет. Если я говорю «да», они говорят «нет», и мы никак не можем прийти к согласию. Найдите средство помешать им сказать «нет», когда я скажу «да», и я заключу с вами союз.
— Такое средство есть, ваше величество.
— Скорее расскажите, в чем оно заключается.
— Сейчас расскажу, государь. Назначьте заседание парламента под своим председательством.
— Еще того не легче, — проворчал король. — О чем вы думаете, сударыня? Это же почти революция!
— Это средство сказать в лицо всем мятежникам, что властелин — вы. Вы же знаете, государь, что на таком заседании имеет право говорить только сам король, изъявляющий свою волю, и никто не может ему возразить. Вот вы им и скажете: «Нам так угодно», и они покорно опустят головы.
— А мысль и в самом деле великолепная, — вмешалась г-жа Дюбарри.
— Великолепная — пожалуй, удачная — ничуть, — отозвался Людовик XV.
— Но это же так красиво, — с жаром продолжала г-жа Дюбарри, — свита, дворяне, пэры, королевская гвардия, толпы народа, королевский трон с пятью подушками, расшитыми золотыми лилиями… Какая прекрасная будет церемония!
— Вы полагаете? — спросил король, несколько поколебленный этими доводами.
— А роскошный королевский камзол, а подбитая горностаями мантия, а корона с брильянтами, а золотой скипетр — весь этот блеск, который так пристал прекрасному лицу монарха! Ах, государь, в каком великолепии вы явитесь перед всеми!
— Такого заседания не было уже довольно давно, — преувеличенно небрежно бросил король.
— С самого вашего детства, государь, — согласилась графиня Беарнская, — и воспоминания о том, как вы были прекрасны тогда, запечатлелись во всех сердцах.
— К тому же, — добавила г-жа Дюбарри, — вот отменный случай для господина канцлера блеснуть своим суровым и лаконичным красноречием, раздавить всех этих людишек своею правдивостью и достоинством.
— Дождемся первого проступка парламента и тогда посмотрим, — проговорил Людовик XV.
— Возможно ли ждать, государь, еще более страшного злодеяния, чем то, что уже совершено?
— А что такого они сделали?
— Вы разве не знаете?
— Ну подразнили немного господина д'Эгийона, но это же не преступление, хотя он, — глядя на г-жу Дюбарри, промолвил король, — хотя он и входит в число моих друзей. Огорчение, которое они причинили милому герцогу, я искупил своим решением, принятым не то вчера, не то позавчера, не помню. Теперь мы квиты.
— А вот госпожа графиня только что сообщила нам, — поспешно вмешалась г-жа Дюбарри, — что сегодня утром эти господа в черном дождались-таки удобного случая, государь.
— О чем вы? — нахмурившись, спросил король.
— Говорите, сударыня, государь позволяет, — предложила фаворитка.
— Ваше величество, господа советники решили не проводить больше заседаний парламента, пока ваше величество не решит дело в их пользу.
— Быть того не может! — воскликнул король. — Вы ошиблись, сударыня, это было бы прямым неповиновением, а я надеюсь, что мой парламент бунтовать не осмелится.
— Государь, уверяю вас…
— Да это слухи, сударыня.
— Ваше величество, позвольте мне докончить.
— Прошу вас, графиня.
— Так вот, сегодня утром стряпчий, который вел мой процесс, вернул мне все документы. Он более не занимается делами, так как парламент больше не заседает.
— Это слухи, говорю вам; просто попытка всех запугать.
Король в волнении принялся прохаживаться по будуару.
— Ваше величество, может быть, вы скорее поверите господину де Ришелье, чем мне? Знайте же, что ему, так же как и мне, вернули документы по его тяжбе, и господин герцог, весьма разгневанный, удалился.
— Там кто-то скребется в дверь, — чтобы сменить тему, сообщил король.
— Это Самор, ваше величество.
Вошел Самор.
— Вам письмо, госпожа, — объявил он.
— Государь, вы позволите? — спросила графиня и внезапно воскликнула: — О Боже!
— В чем дело?
— Это от господина канцлера. Зная, что ваше величество собирались меня навестить, господин де Мопу умоляет меня просить для него краткой аудиенции.
— Что там у него стряслось?
— Пригласите господина канцлера, — велела г-жа Дюбарри.
Графиня Беарнская поднялась, собираясь откланяться.
— Останьтесь, сударыня, — обратился к ней король. — Добрый день, господин де Мопу. Что новенького?
— Государь, парламент был вам помехой; теперь у вас нет парламента, — поклонившись, сообщил канцлер.
— Как это нет? Они что, все поумирали? Отравились мышьяком?
— Если бы так! Нет, государь, они живы, но не желают заседать и подали в отставку. Я только и делаю, что принимаю их.