Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша

Кастело Андре

Бонапарт в свой черед закатывает Жозефине сцену, попрекая ее преждевременным возвращением и «браня за то, что в порыве неразумной ревности она жертвует заботами о своем здоровье, которые, возможно, позволят ей иметь еще детей».

Эта тема немедленно исторгает у Жозефины слезы, тем более что в июле 18 02 вся Франция готовится проголосовать за пожизненное консульство для Бонапарта. Для нее это кошмар. Кто говорит «пожизненное консульство», тот почти говорит «наследственная власть». А Жозефина почти уверена, что у нее не будет больше детей…

На другой день после Брюмера Бонапарт, похоже, примирился со своей участью.

— У меня нет детей, — сказал он однажды Жозефу, — вы все уверяете, что я не способен

их иметь. У Жозефины, несмотря на всю ее добрую волю, их больше не будет ввиду ее возраста, захоти она даже иметь их от другого. Итак, после меня хоть потоп!

Теперь, когда дело идет к пожизненному консульству, а кое-кто поговаривает уже и о монархии, о «потопе после меня» не может быть речи. Материнство становится для Жозефины повелительной необходимостью, навязчивой идеей. Конечно, — утверждает креолка, — она доказала свою способность к деторождению — Гортензия и Евгений подтверждение тому, значит, в бесплодии их брака виновна не она, а Бонапарт. Он не верит в это, и его не следует доводить до того, чтобы он ответил ей словами Элизы, которую так раздражали разглагольствования невестки о двух произведенных ею на свет детях, что однажды она брякнула:

— Но тогда вы были моложе, сестрица!

Однажды утром Жозефина, которой не хотелось, чтобы муж охотился в Мальмезоне, воскликнула:

— Как тебе только пришло это в голову? Сейчас же у нас все самки брюхаты!

Первый консул не слишком учтиво отпарировал:

— Ладно, не поеду. Здесь все плодовиты, кроме хозяйки.

Дорога к трону

Сегодня, накануне «царствования», весь клан волнуется. Пожизненное консульство — это, конечно, хорошо, но они хотят большего. Им желательно, чтобы брат получил право «назначать себе преемника». Тут есть два решения: либо развестись «со вдовой Богарне» и жениться вторично, либо выбрать себе наследника, которым может стать только брат Наполеона, бесцветный Жозеф, Разве он не «старший»? А для корсиканца этим все сказано.

Чтобы противостоять такому замыслу, Жозефина — с подсказки Фуше — заявляет мужу:

— Генералы уже кричат, что они сражались с Бурбонами не для того, чтобы заменить их семейством Бонапарт!

Наполеон быстро сообразил: Жозеф всего лишь посредственность. Как, при нужде, навязать Франции подобного преемника?

— Кто мертв, тот уже мертв, — говорит он. — Завещание самого Людовика Четырнадцатого и то не выполнили.

И Бонапарт решает не заглядывать в будущее. Жозефина облегченно вздыхает. Когда Государственный Совет представляет первому консулу на утверждение текст обоих вопросов, которые должны быть заданы французскому народу на плебисците:

«1) Назначается ли Наполеон Бонапарт пожизненным консулом?

2) Получает ли он право назначать себе преемника?» — супруг Жозефины «размашистым жестом» вычеркивает второй пункт.

Затем он меняет решение и восстанавливает второй вопрос. Согласно Массону, без сомнения, потому, что уже объявлено о беременности Гортензии. Если Бонапарт усыновит внука Жозефины, развод теряет всякий смысл и жена пожизненного консула чувствует, как в ней воскресает надежда.

60 3 95 выборщиков от Парижа высказываются «за», «против» голосует всего 60. А Вандея? Все с нетерпением ждут результатов по этому роялистскому департаменту. 17 079 «за», «против» 6! 29 июля Сенат обнародует итоги. «Французский народ назначает, а сенат объявляет Наполеона Бонапарта пожизненным первым консулом». Из 3 57 7 259 голосовавших не пожелали пожизненного консульства 8374 человека. Победные цифры, «воля французского народа», доставляются в Тюильри 3 августа. Бонапарт становится королем или императором, только без титула — это слово еще внушает страх. На монетах появляется его имя, чудодейственное имя, и 15 августа, день рождения нового повелителя, объявляется национальным праздником.

Предсказание, сделанное Жозефине карибской ворожеей из Труаз-Иле, начинает исполняться.

* * *

Первый акт властелина: Бонапарт в сентябре 1802 появляется в Сен-Клу — занять Версаль он еще не осмеливается. В Сен-Клу, на которое он потратил шесть миллионов золотом — больше, чем на Тюильри, и начинается его «правление»: однако русская княгиня, будучи принята в новой консульской резиденции, воскликнет:

— Это свидетельство большого могущества, но еще не двор.

В самом деле, Сен-Клу и не было двором, если не считать скуки, знакомой любому двору. Однако, вчитываясь в письма Й, Ф. Райхарта, бывшего капельмейстера Фридриха II, одного из тех иностранцев, что с такой жадностью стремились познакомиться с консульской четой, мы представляем себя на приеме у Жозефины в резиденции, в которой до нее жили брат Людовика XIV, затем Регент, Орлеаны и, наконец, Мария Антуанетта. Кстати, г-жа Бонапарт разместилась именно в бывших покоях королевы, в левом крыле дворца.

Когда человеку оказана честь быть представленным первому консулу и его супруге, он отправляется в Сен-Клу сразу пополудни. Парадный двор, ныне высящаяся над Сеной терраса, откуда взору открывается весь Париж, кишит ливрейными лакеями и солдатами консульской гвардии. В салоне ожидания — туда попадают по лестнице, построенной Миком для Марии Антуанетты, — посетителей встречают четыре «статс-дамы» в «элегантных, но очень простых утренних туалетах». Дворцовый префект представляет новоприбывших дежурной статс-даме, В день представления Райхарта в этой роли священнодействует г-жа де Лористон. Она кажется немцу «еще чуточку плохо подкованной по своей части». По его словам, «все с ее стороны ограничивалось легкими наклонами головы и улыбками. Как и другие дамы, она была в белом индийском муслине с белой кашемировой шалью на голове». Посетителей принимал также Дюрок, правитель дворца. «Нос, подбородок, щеки — все отличалось у него тем же недостатком, что глаза: чрезмерной округлостью, из-за которой черты его как бы смазывались и на физиономию ложился отпечаток известной неопределенности», — говорит Лора д'Абрантес.

В четыре часа приглашенные, с бьющимся сердцем, препровождались в салон для приемов. Дамы становились в зале кругом, мужчины размещались позади них. В сопровождении двух дворцовых префектов «невысокого роста» появлялся Бонапарт и начинал обход собравшихся. «Он приблизился к третьей даме, когда вошла г-жа Бонапарт в сопровождении двух других низкорослых префектов. Она в свой черед начала обход зала, а так как была более кратка в беседе, нежели муж, то и не замедлила встретиться с ним. Она показалась мне более старой и худой, чем я думал, и выказывала больше учтивости и предупредительности, чем этого требовало, вероятно, ее положение». На ней был «утренний туалет из белого атласа с широкой кружевной отделкой; на темно-каштановых волосах сверкало что-то вроде диадемы из трех рядов камней, среди которых выделялись три античные камеи».

Когда «смотр» кончался, начинался «торжественный марш». Жозефина усаживалась у камина, и послы подводили к ней впервые прибывших в Сен-Клу иностранцев. Они называли их, а г-жа Бонапарт при каждом имени наклоняла голову и, наполовину привстав, произносила: «Очень рада… Очень приятно… Счастлива вас видеть!»

В Сен-Клу Бонапарт завтракает чаще всего в одиночку и — если позволяет погода — на террасе, расположенной на одном уровне с его кабинетом. Обедают здесь чуть позднее, чем в Париже, потому что в шесть вечера — обеденное время в Тюильри — Жозефина и Бонапарт совершают в коляске прогулку по парку.