Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня
Шрифт:
На этот раз ее маневр кончился полной неудачей: г-жа Дюшатель, видимо, прочно заняла свое место. Начинаются слезы, жалобы. Император, также прочитавший роман г-жи де Жанлис, не питает, однако, никакого желания учреждать должность фаворитки.
— Я вовсе не желаю, чтобы моим двором правили женщины. Они достаточно навредили Генриху Четвертому и Людовику Четырнадцатому. У меня ремесло куда более серьезное, чем у этих государей, да и французы стали слишком серьезны, чтобы простить своему властелину афишированные связи и официальных фавориток.
Жозефина это, разумеется,
Вне себя, но избегая лобового столкновения с Жозефиной, которой он порой побаивался, Наполеон зовет г-жу де Ремюза и «обрушивается на женщин вообще, на жену — в особенности».
— Если вы обладаете достаточным влиянием на императрицу и не одобряете инквизиторские приемы, пускаемые ею в ход против меня, почему вы не остановите ее? — возмущался он. — Она унижает и меня, и себя; шпионя за мной, она дает оружие своим же врагам. Коль скоро вы пользуетесь ее доверием, вам и быть за нее в ответе, и я спрошу с вас за все ее вины.
Жалуется он и Гортензии:
— Ревность вашей матери выставляет меня на всеобщее посмешище. Нет такой глупости, которой не сказали бы обо мне. Вы думаете, я этого не знаю? А вина целиком на ней.
— Нет, государь, — возражает Гортензия, — вина на тех, кого я в этом упрекаю. Если бы они старались не раздражать вас, а успокаивать, вы считались бы с чувствами моей матери. Можно ли требовать от нее больше выдержки, чем от вас? Она страдает, вот и сетует; это естественно, и если бы те, кого вы считаете друзьями, не передавали вам ее жалобы, а вы сделали над собой усилие, перестав выражать ей свое неудовольствие, ваше семейное счастье, уверена, вернулось бы к вам. Еще раз, не требуйте от нее больше выдержки, чем от самого себя.
— Вы правы, — смягчается император, — я вижу, что я велик в великом, но мал в малом.
1 9 марта двор переезжает на несколько дней в Мальмезон. Из окон Жозефина видит, как ее муж прогуливается по парку с г-жой Дюшатель и юной г-жой Савари, которой только что минуло двадцать.
И Жозефина плачет…
Сомнений больше нет. Г-жа Дюшатель вот-вот станет официальной любовницей, и призрак развода вновь встает перед императрицей. У нее уже нет больше сил устраивать бесполезные сцены, но горе ее беспредельно. Если г-жа Дюшатель забеременеет, он наверняка женится на ней! Не в это ли время Жозефина начинает распускать слух, будто муж ее импотент?
— Она утверждала это в разговоре с г-жой Дюшатель, — расскажет Наполеон на Святой Елене, — а та, беседуя однажды со мной в Мальмезоне, внезапно расхохоталась.
— Что с вами? — осведомился я.
— Я думаю о том, как настаивает императрица, будто это ясно как божий день, — ответила она. — И нахожу, напротив, что это…
Читатель простит меня за незавершенную цитату.
Как-то вечером Жозефине внезапно кажется, что она грезит наяву. «Бонапарт» сидит с ней наедине и говорит голосом былого влюбленного. Да, признается он, я любил г-жу Мари Антуанетту Дюшатель, но большая страсть прошла.
— Теперь этому конец, — объявляет он.
Жозефина чувствует, что с нее свалилась тяжесть, несколько месяцев лежавшая у нее на сердце. Больше того, император, признавшись во всех интимных подробностях своего увлечения, в конце разговора просит жену помочь ему разорвать эту связь.
Читатель догадывается, что Жозефина не пожалела на это сил. Но известны также ее доброта, равно как ум и бескорыстие г-жи Дюшатель. Словом, все прошло отлично и более красиво, чем рассказывает нам г-жа де Ремюза.
Наполеон через Дюрока потребовал вернуть ему любовные письма, адресованные молодой женщине; она, не заставив себя дважды просить, вернула их, отказалась от бриллиантового колье, которое ей предложил августейший любовник, и согласилась иногда видеться с ним, если воспоминания опять приведут его на Аллею вдов.
Но Жозефина этого не узнает.
Апогей
Жозефина наверху счастья. 24 марта 1805 папа крестил в Сен-Клу ее второго внука. Евгений получил сан принца Империи, должность государственного архиканцлера, титул светлейшего высочества, и 2 апреля она отбывает в Милан вместе с императором, который должен короноваться там в качестве короля Италии.
Этого «12 жерминаля», «в день, память о котором никогда не сотрется из ума и сердца жителей Труа», Жозефина с мужем въезжает в префектуру департамента Об. На подступах к городу воздвигнута триумфальная арка размером 16,5x12 м, украшенная такой латинской надписью: «Ворота города, преисполненного радостью, откройтесь, дабы в вас триумфально въехал герой, вернувший Франции Францию».
Другая триумфальная арка высится в центре города. На фронтоне венки — «гражданские, за победы на море, за снятие осады, за победу в войне», а над ними четыре слова, изъясняющие замысел декоратора: «Он заслужил их все».
На каждом шагу колонны, обелиски, портики, бюсты, транспаранты и вдобавок гигантская тридцатиметровая звезда, причем все это перегружено символами и подобающими случаю формулами. Я упустил еще «восходящее солнце» с такой надписью: «Если им свершены такие чудеса в час восхода, чего не совершит он, продолжая свой путь?» Жозефина расточает любезные слова и улыбки военным, гражданским и духовным властям, почетному эскорту, роте ветеранов, национальной гвардии, вооруженным пожарным, а вокруг во всю мочь гремят колокола, пушки, барабаны и горны. Она выслушивает речь мэра, заверяющего ее, «что нет ни одного горожанина, ни одного должностного лица, которые не благословляли бы день», когда ее короновали.