Жребий Рубикона
Шрифт:
– Что именно вас интересует?
– Его неожиданная смерть. Вы должны понимать, что когда умирает еще не старый человек, обладающий отменным здоровьем, это всегда вызывает определенные вопросы.
– Я вас понимаю, – нахмурилась Далвида, – это действительно произошло так стремительно, что в произошедшее сложно поверить. И он действительно обладал прекрасным здоровьем. И вот такая неожиданная смерть.
– Как это произошло?
– Я поехала к нему на работу и увиделась с ним в его кабинете, – вспомнила Далвида. Рассказывала она довольно спокойно, словно говорила не о смерти мужа, а о своем визите в институт. – Мы с ним немного поговорили, и он вышел из кабинета проводить меня до лифта. Он всегда так делал, –
– Что было потом?
– Потом он вернулся к себе в кабинет и почувствовал себя плохо. Остальное я знаю со слов его секретаря. Он позвонил ей и попросил принести валидол. Она тут же кому-то перезвонила. Пока ей принесли валидол, прошло несколько минут. Она взяла лекарство, вошла в кабинет и обнаружила его лежащим на полу. Бросилась звать на помощь, вызвала врачей, коллег. Но все было безрезультатно. Он уже потерял сознание и умер еще до приезда врачей. Как они сказали – от обширного инфаркта. Я потом получила официальную справку. Вот такая грустная история, – глядя гостю в глаза, закончила свой рассказ Далвида.
– И вы не заподозрили, что такая смерть может быть неестественной?
– Нет. Там были профессиональные врачи. Они сразу определили обширный инфаркт и сказали, что ничего нельзя было сделать. Похороны я назначила на третий день. Я вспомнила, что его всегда передергивало от мысли, что он закончит свое существование, разлагаясь в деревянном гробу, в грязной земле, и станет добычей червей и земляных жуков. И я приняла решение предать тело кремации, чтобы выполнить его последнюю волю.
– Он ее как-то оформил?
– Нет. Мы однажды говорили на эту тему, и я запомнила его слова. Хотя его дочь от первого брака и сестра были категорически против. Они не поверили мне, что это была воля самого Николая Тихоновича. На этой почве у нас были определенные разногласия. И особенно решительно возражал Вилен Захарович. Такой чудесный человек. Он чуть не плакал, умоляя меня этого не делать.
– Может, следовало немного подождать?
– Чего подождать? – спросила Далвида. – Пока они дадут свое согласие? Я консультировалась с адвокатами. И мне сказали, что в любом случае решение принимает супруга покойного, как его самый близкий человек и законный наследник. А я решила, что будет правильно выполнить волю мужа – кремировать его.
– Понятно, – кивнул Дронго, – но если теперь возникнут вопросы относительно его неожиданной смерти, мы не сможем ничего проверить и доказать.
– А я и не собираюсь никому и ничего доказывать, – холодно сказала хозяйка дома, – в конце концов, это было мое решение и его желание. И если это не понравилось его сестре или взрослой дочери, то это их право не принимать подобного решения.
– Довольно жестко, – заметил Дронго.
– Они меня просто достали, – призналась Далвида. – Сразу начались разговоры и пересуды. Грязные сплетни. Дошли до того, что сестра моего умершего мужа отправилась на работу и начала опрашивать всех, с кем мог увидеться Николай Тихонович. Мир не без добрых людей, и мне все рассказали. Она не постеснялась допросить даже секретаря Долгоносова, желая узнать, как долго я была в его кабинете. Еще мне сказали, что она решила нанять частных сыщиков, чтобы проверить, каким образом так неожиданно мог умереть ее брат. Представляете, какая грязь?
Она тряхнула головой. Поднялась с дивана, прошла к комоду и достала пачку сигарет и зажигалку. Щелкнула зажигалкой, закурила, снова уселась на прежнее место, поставив рядом с собой пепельницу.
– Вы курите? – спросила она.
– Не выкурил за всю жизнь ни одной сигареты, – признался Дронго.
– А я курю, – вздохнула Далвида, – и уже много лет. Вы, наверно, слышали, что Николай Тихонович был моим вторым мужем. И научным руководителем моего первого мужа. Он до сих пор работает в том самом институте, директором которого являлся Долгоносов. Это иногда вызывало расспросы. За нашей спиной рассказывали даже анекдоты. Я все это знала. Никто не хотел понять, что мой первый муж был прекрасным человеком, отцом моего сына. Но он слабый человек, не готовый к испытаниям, к определенным трудностям, которые начали появляться в нашей жизни. И особенно в жизни нашего сына. В какой-то момент я отчетливо поняла, что мой первый муж просто не в состоянии взять на себя ответственность за ребенка, у которого появились большие проблемы. И именно тогда я встретила Николая Тихоновича. Он был импозантным, влиятельным, сильным, уверенным в себе мужчиной. Таким победителем. Иной раз мужчине достаточно войти в комнату, чтобы женщина сразу его оценила. И сразу заметно, кто этот человек – лев или заяц, волк или улитка. А может, даже осел. Все сразу заметно, это написано на его лице, чувствуется в его энергетике, в его жестах, разговорах, глазах, походке, манере общения. И я позволила себе увлечься, даже не подумав о последствиях. А потом мы начали встречаться. Чуть позже, поняв, что дальше так не может продолжаться, я взяла сына и ушла от первого мужа к Долгоносову. А через некоторое время мы зафиксировали наши отношения официально, и он согласился даже усыновить моего сына.
– Ваш первый муж не возражал?
– Нет. Хотя я думаю, что ему не понравилось мое предложение. Но он помалкивал, понимая, что так будет лучше для мальчика, которому я поменяла литовскую фамилию на русскую. Согласитесь, что, живя в Москве, лучше быть Мишей Долгоносовым, чем Миколасом Моркунасом.
– Я боюсь, не каждый согласится с вами, – заметил Дронго, – я имею в виду смену имени и фамилии при живом отце.
– Это был опять мой выбор, и он не возражал, – сказала Далвида с некоторым вызовом.
– А насчет мужчин я согласен, – улыбнулся Дронго, – у вас интересная классификация. По ней Долгоносов был львом. А каким животным вы считаете своего первого супруга?
– Муравьем, – сразу ответила Далвида, – трудолюбивым, скромным, незаметным муравьем. Который все время идет по выбранному пути, не сворачивая, и тащит на себе тяжелую соломинку, которая может переломить ему хребет. Или верблюдом, который готов прошагать по пустыне много километров без воды и еды. Такое терпеливое, добросовестное вьючное животное.
– Сильное сравнение, – заметил Дронго, – в таком случае, можно поинтересоваться, к какому виду животных отношусь я? Ужасно интересно, кто я по вашей классификации.
– Вы не лев, – ответила Далвида, – они обычно бывают более тщеславными и больше думают о себе и о том эффекте, которое производят на женщин. Показной лоск им важнее всего на свете. Если бы вы не были нотариусом, представителем такой мирной и заурядной профессии, я бы предложила вам пойти в актеры или в журналисты. У вас очень интересная, запоминающаяся внешность, приятные манеры, красивый голос. И вместе с тем невозможно не обратить внимания на ваши широкие плечи, рост, взгляд. Я бы не рекомендовала никому связываться с таким человеком, как вы. Нет, вы не лев. Вы скорее тигр. Тяжелый, уверенный в себе тигр, который знает цену жизни и смерти. Я думаю, что по гороскопу вы мощный Телец или стремительный Стрелец. Я не ошиблась?
– Я Овен, – признался Дронго.
– Тогда вы меня удивили еще больше. Они обычно бывают неистовыми и напористыми. Значит, вы сейчас себя сдерживаете. И тогда вы не тигр, а страшная горилла, эдакий Кинг-Конг, который может в гневе раздавить любого непонравившегося соперника.
Оба рассмеялись.
– Надеюсь, вы не обиделись на это сравнение, – сказала Далвида.
– Нет. Тем более что вы почти наверняка Скорпион.
– Верно. Как вы догадались?
– Это тоже заметно. Сила, сексуальность, нарушение общепринятых норм. Характер типичного Скорпиона.