Жребий викинга
Шрифт:
— Это не твои, это мои воины, — сурово напомнил ему князь. — Тебя я нанял точно так же, как и их всех.
— Хорошо, считай, что я этого не говорил. Вместо этого сказал: наши воины еще понадобятся тебе, — не стал Эймунд вступать в спор с князем. — Но уже не для нынешней, а для других, грядущих битв.
— Не нужно говорить мне о грядущих битвах! — неожиданно сорвался великий князь. — Мы уже стоим на поле брани. Пока еще стоим на нем. Вы ведь опытные воины, будем считать, что значительно опытнее меня. Силы мстиславичей вам известны. Как они ведут себя в поле, видите. Так советуйте же, что делать, советуйте!
— Видят боги и вороны, что это была не твоя битва, князь, — обвел викинг устланную телами низину, простиравшуюся неподалеку от подножия высокого холма, на котором они стояли.
— Но она еще не проиграна.
— Теперь, конунг, тебе уже нужно думать не о том, как бы выиграть эту битву, сколько о том, чтобы она не стала для тебя последней.
Ярослав понимал, что викинг прав, и все же что-то удерживало его от принятия того единственно приемлемого решения, которое ему сейчас подсказывали. Он вел себя как игрок в кости, который давно понял, что все, что мог проиграть, он уже проиграл и что сегодня не его день. Тем не менее все тянулся и тянулся к костяшкам, этим дьявольским меткам, которые привораживали его призрачной удачей.
— Я не могу уводить свои полки днем, — наконец решился он. — Это будет похоже на бегство.
— Бегство с поля боя ради спасения остатков своего воинства — всего лишь один из полководческих приемов.
— Причем самых воинственных остатков, — саркастически обронил князь.
— Но мы-то не бежим, а отводим свои войска за реку, как бы в поисках более удобного поля сражения.
— Не мудри, варяг [39] . Уходить следует ночью.
— Если только горные псы Мстислава дадут нам возможность продержаться до темноты. Но ведь не позволят, зря потеряем еще несколько сотен воинов. Так что нужно или отходить, или же гнать кавказцев к стану Мстислава.
39
Принято считать, что это слово — византийского происхождения; варягами (точнее, веригами) греки называли норманнов, которые служили наемниками в византийской армии. Кстати, самих византийцев на Руси называли ромеями.
— Есть еще одно решение.
— Какое? — спросил норманн, когда стало ясно, что пауза, которую держал великий князь, слишком затянулась. — Запереться в нашем укрепленном лагере и гибнуть под стрелами мстиславовых лучников да от голода?
— А что, многие наши предшественники прибегали и к этому способу, — пожал плечами Ярослав.
Однако произнесено это было таким тоном, что викинг сразу же догадался: это еще не окончательное решение.
— Неужели ты не понимаешь, князь, что Мстислав легко мог захватить подходы к броду на том берегу?
— Мог, однако не додумался до этого.
— Просто он дает нам возможность уйти. Еще древние полководцы знали: если врага лишить возможности отступить, он будет сражаться, сколько хватит стрел и сил. Мстиславу не нужна еще одна схватка, он хочет вернуться к себе победителем, сохранив при этом свои полки.
Ярослав сел на коня и вместе с Эймундом и тремя норманнами-телохранителями поднялся на вершину более высокого прибрежного холма. Несколько минут он сосредоточенно осматривал расположение своих войск и передовые кавказские заставы Мстислава, которые тоже умерили свою прыть и, прекратив стычки с разъездами киевлян, терпеливо выжидали.
— Так каким же будет это наше «третье решение»? — не удержался викинг.
— Продержаться до темноты, затем переправиться на тот берег, — оглянулся князь на две сотни воинов боярина Кретича, которые укрылись за небольшими валами на левом берегу реки, — и до утра подготовить большой лагерь за рекой.
Норманн выслушивал его с кривой ухмылкой. Он все еще улавливал в голосе князя неуверенность, которая уже начала раздражать его. К тому же Ярослав по-прежнему не приказывал, а всего лишь размышлял вслух.
— Как только спадет жара, — напророчествовал он, — Мстислав двинет на нас всех тех воинов, которые пока что отдыхают. А нетрудно определить, что мечей у него больше, к тому же и русичам его, и кавказцам отступать некуда, им нужно сражаться и побеждать.
— Понятно: они прошли полмира не для того, чтобы в первом же бою струсить и побежать, — согласился великий князь, не собираясь оспаривать совет норманна, но и не принимая его окончательно. — Да и бежать слишком далеко.
— Зачем нам строить большой лагерь на том берегу реки, князь? Оставим Кретичу еще две сотни дружинников, чтобы мог сдерживать мстиславичей на переправе, а затем, отходя, прикрывал нас, а сами уйдем.
Загорелое скуластое лицо Ярослава с глубоко посаженными, слегка раскосыми глазами выдавало в нем черты не таких уж далеких предков-степняков. Низкорослый, худощавый и чуть ли не от рождения сутулый, но еще больше ссутулившийся сейчас, сидя на своем тонконогом донском скакуне, князь скорее напоминал рослому светлолицему скандинаву какого-то мелкого печенежского князька, нежели правителя могучей славянской Руси.
— Но если мы уйдем прямо сейчас, — вздохнул Ярослав, — уже через два-три дня Киев, Чернигов и все земли русские узнают, что мы испугались воинов Мстислава и побежали, так и не дав ему битву.
— Гонцы и грамоты для того и существуют, чтобы в землях ваших узнали то, что им позволено будет узнать из уст великого князя.
— Никакие гонцы и никакие грамоты не способны по-иному истолковать то, что произойдет на глазах у многих тысяч воинов, — сокрушенно покачал головой Ярослав, — тем более что у Мстислава найдутся свои гонцы и свои грамоты.
— В таком случае никаких других советов не последует, — сквозь зубы процедил норманн, чувствуя, что разговор с князем теряет всякий смысл.
Какое-то время они оба напряженно молчали, делая вид, что всматриваются в гряду холмов, между которыми виднелись стоянки вражеских войск.
— Так ты ничего больше сказать не хочешь, норманн? — нарушил это красноречивое молчание князь.
— То, что я в эти минуты хочу сказать, может оскорбить тебя, князь. Хотя это тоже совет.
— Говори, — не задумываясь над смыслом его предупреждения, потребовал Ярослав.
— Когда полководец настолько разуверился и в своих войсках и в самом себе, как ты, князь, он обязан или броситься на мечи врага, или воспользоваться порцией заранее припасенного яда, — пренебрежительно проговорил норманн и, развернув коня, неспешно покинул вершину холма, увлекая за собой десятку конников личной охраны.