Жрецы
Шрифт:
Сеся Петров сказал, что он ничего незаконного не чинил и церкви не жег, и Оболенского не зорил. Пороли Сесю, вырвали ему ноздри и заковали в цепь. Не стерпела мордва. Начались новые баталии. Напал на мордву присланный в помощь премьер-майору Юнгеру капитан Лазарь Шмаков. Произошли два больших боя между мордвою и войсками губернатора - мордва глубоко отступила в леса, а капитан Шмаков на преследование ее в лесу не решился. Он направился вместе с попами и монахами в опустелые мордовские селения.
Пустынная, безлюдная дорога между Нижним и Терюшевской волостью оживилась.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мотя скрывалась в лесных дебрях с отрядом отборных мордовских воинов под началом Несмеянки. Она с большим уважением относилась к вождю мордвы и повсюду сопровождала его, решив вместе с ним сражаться и умереть.
В эти дни солнце было особенно ласковое, яркое. Оно прорывалось в чащу леса и наполняло золотистым теплом лагерь терюханских беглецов. В его лучах весело сверкали белоснежные ромашки, привлекая к себе беззаботных мордовских ребятишек. А по вечерам, при бледном свете луны, вблизи шатров, в овраге, опять появлялись со своими заклинаниями у костров жрецы.
XXIV
Рахиль сидела на скамье у ворот фактории Лютера. За холмами медленно опускалось солнце. Внизу, у подножья Девичьих Гор в позолоте прощальных лучей его дремали насытившиеся дневным теплом ржаные поля. Устало возвращалось из ближней рощи стадо - пестрое, шумное, поднимая пыль на дороге. Щелкал кнут пастуха.
В такой вечер могут утихать печали и гнев у обиженных, у юношей пробуждается горделивое ощущение силы молодости; старые люди в такие вечера способны к мудрому, кроткому примирению с тем, что жизнь их кончается.
Рахиль следила за лучистым веером, свертывающим свой красный шелк в сумеречной синеве, и вспоминала о Рувиме. Что с ним? Где он? Давно уже не слышала Рахиль ничего о нем. Жив ли он? Вспомнила она и о своем недавнем знакомце - Петре Рыхловском. Когда уезжала со Штейном в Девичьи Горы, у него была ссора с полковым командиром. В этот день Петр был мрачен и говорил о смерти. Не лучше ли ему умереть теперь? Она его утешала, уверяла, что грех убивать себя. Дальше она ничего не знает, ибо на другой же день тайно уехала из Нижнего, переодевшись крестьянкой.
Лютер не обрадовался своей неожиданной гостье, а когда узнал, что она еврейка и что ее ищут губернаторские сыщики, - тогда и вовсе повесил нос старик. Больше всего ему было досадно, что приходится скрывать еврейку.
Штейн внешне старался быть приветливым. На самом деле ни Лютер, ни Штейн не считали Рахиль достойной того, чтобы садиться с ней за одним столом и вести беседу, как с равной. Она была совершенно одинока. Тяжело было ей переносить нудную баронскую кичливость Лютера. Она много всего наслушалась в доме Лютера и многому научилась... Она стала вникать в политику разных стран. Лютер и Штейн больше всего говорили о государственных и военных делах. Особенно много
Лютер и Штейн зло смеялись над русским народом.
Незаметно сумерки перешли в ночь. Громко затрещали коростели в полях. Повеяло холодком из низин.
Рахиль слышала издали, как гордый потомок немецкого реформатора Мартина Лютера играл на клавесине какую-то молитвенную мелодию. Играя молитвы, он обыкновенно закатывал глаза к небу, довольный своим высоким происхождением. Что за дело ему до всех других людей? А тем более до его приживалки, еврейской девушки? Если бы она просидела тут всю ночь, то и тогда никто бы о ней не вспомнил. Ведь ее даже и поселили в отдельной маленькой деревянной хибарке в саду, в стороне от каменного, выкрашенного в серый цвет, дома хозяина.
Раздумье Рахили было нарушено. Конский топот?! Насторожилась. В темноте ничего нельзя разглядеть. Топот вдруг стих. Рахили стало страшно. Она бросилась к калитке, но тотчас же в испуге попятилась, уцепившись за изгородь. Ясно было - приближаются два человека. Она все же успела спрятаться за деревом. Отсюда ей слышны были их голоса. Один тихо сказал:
– Хорошо ли ты знаешь? Девичьи ли это Горы?
– Как не знать! Нищим хаживал сюда. Высматривать.
– Но как же нам найти Рахиль?
– Будем просить ночлега... Якобы заблудившиеся путники...
– А кони?
– Коней проведем сюда, укроем где-нибудь в саду. Сад большой.
Рахиль еле держалась от страха и волнения на ногах, прислонившись к дереву. Один голос показался ей знакомым. Да и другой тоже... Она набралась сил и храбрости и вышла за изгородь.
– Кто тут?!
– робко окликнула она.
– Кто вы такие?!
– Ты?!
– раздался негромкий голос Петра Рыхловского.
– Рахиль?
– Я.
– Рахиль! А мы ищем тебя!.. Насилу нашли.
После объятий и восторженных приветствий они стали беседовать. Рахиль рассказала Петру о своем житье-бытье все, без утайки.
– Как же быть?!
– проговорил задумчиво Петр.
– Захочешь ли ты бежать со мною?
– Бежать?!
– всполошилась девушка.
– Да! Я теперь - беглый, дезертир... Меня разыскивают, чтобы заковать...
– Ну и я такая же... Меня тоже ищут, чтобы посадить в острог... И здесь мне очень плохо. Лютер обрадуется, если я уйду. Не хочет он ссориться из-за меня с властями... Тяготится мною.
Высокий бородатый сказал грубо:
– Сажай на коня, вот и все!
– Поедешь?!
– крепко сжал ее руку Петр.
– Да. Я сбегаю к себе в горницу и захвачу с собою свою одежду.
После ее ухода Петр сказал озабоченно:
– Не красна ей жизнь будет и у нас.
Спутник Петра подвел к калитке двух коней.
– Ничего не говори ей о Рувиме... Не знаем - и все. Слышишь?
– И он вздохнул.
Рахиль пришла с узлом. Бородач мгновенно выхватил его у нее и положил на свою лошадь.