Жрица голубого огня
Шрифт:
Проклятье! Аякчан аж дернулась, взбрыкнув ногой с висящим на ней Донгаром. На девчонке была та самая моднячая короткая горностаевая парка! А из-под стильной шапочки, расшитой раковинами-каури, спускались толстые золотисто-медные косы. Дух там она или не дух, а это ж от зависти лопнуть можно – голубые волосы все-таки у многих бывают, но такого роскошного цвета Аякчан в жизни не видала!
– Албаса-колбаса, на веревочке оса! – дразнясь, пропела девчонка. – И есть все ж таки человек, против которого тебе не устоять! – задорно скаля белые ровные зубки, засмеялась она. – Лови! – И в сторону Аякчан полетело что-то маленькое, круглое.
– Что это? – Аякчан невольно подставила руки…
– Там
– Слыхала? Ты – албасы! Должна делать, что я тебе велю! А ну-ка, подними меня обратно! – завопил Донгар.
Аякчан задумчиво поглядела на дрыгающего ногами над пустотой мальчишку. Нагнулась и, крепко ухватив его за плечи, с неожиданной для самой себя силой вздернула наверх, на уровень своих глаз.
– Вот так-то правильней будет! – удовлетворенно заявил Донгар. – От своей судьбы не уйдешь, и есть все ж таки человек, перед которым тебе не устоять! – самодовольно повторил он слова Калтащ.
– Только с чего ты решил, что это – ты? – притягивая его к самому лицу, прошипела Аякчан.
– Что ты дела… – испуганно завопил шаман.
Длинные когти располосовали парку на груди у мальчишки. Коленка Аякчан с силой врезалась во что-то мягкое. Их завертело, перевернуло, Аякчан мгновенно оказалась верхом на мальчишке, и тут же ее кулачки обрушились ему на голову. Сцепившись, они сорвались с небес и со страшным свистом понеслись вниз. Ею владело только одно желание: убить, уничтожить, растерзать проклятого Черного, осмелившегося предъявить на нее свои права! Жаль, что нет Огня, но она справится и так! Кувыркаясь в пустоте, Аякчан вцепилась в волосы мальчишки, яростно рванула… Ее черные кривые когти метнулись к открывшейся беззащитной шее. И тут же она почувствовала, как некая сила отдирает ее от шамана. Отчаянно завизжала, словно прихлопнутая крышкой сундука летучая мышь… и, пролетев через всю кузницу, больно приложилась спиной о наковальню.
Свиток 23
Где Аякчан все же попадает к верховной жрице
– Ты что делаешь? – хрипло дышащий Хакмар встал над ней, глядя сузившимися от ярости глазами.
– Ничего особенного. – Аякчан попыталась вскочить с той же легкостью, с какой двигалась в том, сером туманном мире над Великой рекой. Не получилось. В спину будто длинную иглу вонзили. Девочка зашипела, скорчившись от боли… и увидела поднимающегося с пола Донгара в растерзанной парке. Она заорала и рванула к шаману, хищно протянув скрюченные пальцы – вместо грозных когтей на них были всего лишь обломанные и безобразно не ухоженные ногти! Это все он виноват!
Держась за располосованное в кровь лицо, шаман метнулся за спину кузнецу:
– Она пыталась меня убить!
– И я еще не закончила! – взвыла Аякчан, пытаясь проскочить мимо Хакмара и достать прячущегося у него за спиной шамана. Донгар истошно завопил и заметался на месте, судорожно прикрываясь Хакмаром, как щитом:
– Ты моя верхняя албасы! Я камлал – ты пришла! Помогать должна, а ты меня бить принялась!
– Я пришла? Ты меня заставил! – завизжала Аякчан, подпрыгивая, чтобы дотянуться до прячущегося Донгара поверх Хакмарова плеча. – Ты на мне ездил, как… – она задохнулась от невероятного, оглушительного бешенства, – как на оленихе какой! Ты… ты на меня уселся, гад! Словно на лавку! А теперь чуть что не так – наказывать будешь, точно свою веревку? Или пороть, как того лунга в лесу? Потому что я тебе небесная жена? Значит – вроде вещи? Захотел – попользовался, захотел – поломал, захотел – выкинул? – Девчонка подняла безнадежно-ненавидящий взгляд и тихо добавила: – Я не дух. И не вещь. Я – человек. И никто – слышите, никто! – не заставит меня делать то, чего я не хочу! А вы… Да я вас… Да я с вами больше… – Позорные слезы, слезы слабости, такие же жалкие и никчемные, какие проливала ее избитая
За болтающимся пологом Донгар растерянно пробормотал:
– Чего она так-то? Она ж девчонка! Значит, если по обычаю – не так чтоб совсем и человек! И вообще, если она жена – хоть земная, хоть небесная! – должна делать, чего муж велел! Правда, наша-то еще и жрица. – В голосе Донгара зазвучало сомнение.
– А мама твоя – тоже, выходит, не совсем человек? – зло откликнулся Хакмар. – Ты от березового дупла на свет народился?
– Мама у меня – самая лучшая! – глухо отозвался Донгар. – И если кто про нее дурное слово скажет – даже ты, Хакмар! – я того…
– А ты не задумывался, что раз мама – человек, так и девчонки – тоже люди? – перебил его Хакмар.
В кузнице повисло потрясенное молчание – похоже, шаман переваривал совершенно новую, поражающую оригинальностью идею.
– У нас в горах совсем другой обычай к девчонкам относиться! Правда… – теперь уже в голосе кузнеца зазвучали мучительные сомнения, – наша-то – еще и жрица!
Подслушивающая у полога Аякчан завизжала от ярости и, захлебываясь слезами, кинулась прочь со двора. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу! – ударами проклятого шаманского бубна отдавалось в голове. – Ненавижу обоих!» Ориентируясь по пылающим в небесах Огням на Храмовых башнях, она бежала по полутемным улицам – к центру. В Храм, сейчас же! И плевать на будущее, на карьеру, главное – избавиться от проклятых мальчишек! Она пойдет к первой попавшейся жрице – и потребует отряд Храмовых стражей! И будет хохотать, да, хохотать и плясать от радости, когда связанных кузнеца и шамана под улюлюканье толпы поволокут в Храмовые подвалы! Вот там они могут сидеть и обсуждать – человек она или нет!
Улочка, в которую она забежала, выглядела побогаче кузнечной слободы, и даже на тротуарах кое-где виднелись следы песочной присыпки – Аякчан приближалась к центру. За поворотом послышалось бряканье металла и слаженный топот ног. Кажется, сама Огненноглазая одобрила ее намерения – в улочку торопливым шагом вступал отряд Храмовой стражи с копьями наперевес, будто в бой собрались. Радостно вскрикнув, Аякчан ринулась навстречу.
– Вы мне нужны! – едва не напоровшись на выставленные копья, Аякчан подскочила к командиру… и вдруг остановилась, рассматривая его с пристальным недобрым вниманием. Ну надо же! В обшитой железными пластинами синей куртке Храмового десятника перед ней стоял тот самый, похожий на щипаного цыпленка тщедушный стражник, что так нелестно высказался на ее счет у городских ворот! Странно, она думала, он из городской стражи, таких мелких полудурков при Храме не держат. Хотя – какая разница? Так даже лучше – вот она сейчас поглядит, как у него рожа вытянется, когда он поймет, кого вороватой прислужницей обозвал! И, гордо откинув голову, она властно скомандовала: – Пойдемте со мной, немедленно!
Щуплый десятник напыжился, мгновенно став похожим на цыпленка разъяренного. Покрутил тощей шеей, словно вывинчиваясь из своей новой куртки, выпятил впалую грудь и, глядя мимо Аякчан, визгливо скомандовал:
– Убрать бродяжку!
Из-за его спины выдвинулся здоровенный красномордый стражник, лениво перекинул копье из руки в руку… Аякчан показалось, что все дальнейшее происходит во сне! Затянутая в грубую кожу толстая, как оленья ляжка, ручища лениво поднялась и… съездила ее по лицу.
– Пошла прочь, пока в тюрьму не уволокли! – Хлесткая оплеуха швырнула Аякчан на обочину.
В рядах стражников послышался громкий хохот, кто-то насмешливо засвистел, и, громко топоча сапогами, отряд проследовал мимо. Держась за горящую щеку, Аякчан сидела на жестком льду и смотрела им вслед с растерянным недоумением. Воин Храма, поднявший руку на одну из храмовниц, – да от такого сам Голубой огонь замерзнет! Мало ее Черные сегодня унижали! С нечленораздельным воплем девочка вскочила и помчалась за отрядом. Разъяренным вихрем пронеслась мимо стражников, ноги ее разъехались на скользком льду дороги, завертев руками, как обезумевший шаман во время пляски, она вылетела прямо перед щупленьким командиром и… вцепилась в него изо всех сил, чтоб не упасть.