Жрица моря
Шрифт:
Это походило на правду, ибо каждый раз после приступа я чувствовал себя гораздо лучше, если лежал неподвижно и расслабленно. Тогда мой мозг отличался остротой и ясностью мысли, даже если мне стоило больших трудов удержать в руке чашку. Фактически, именно в эти моменты во мне пробуждалась необыкновенная проницательность, позволившая мне видеть дальше Луны.
Неожиданно мисс Морган наклонилась вперед и приковала меня к себе прямым взглядом своих больших темных глаз.
— Вы ведь сейчас именно такой, не правда ли? — спросила она.
— В некоторой степени — да. Конечно, сейчас я не таков, каким бываю иногда, так как в этот раз приступ
— Тогда расскажите мне, что вы знаете о себе самом — о чем вы мечтаете и прочее — короче, все, что можно.
— Господи, но я даже не знаю ничего о себе.
— Знаете, знаете. Рассказывайте. Я разберусь во всем сама.
Я смотрел на нее, сидящую в большом резном кресле с высокой спинкой в комнате цвета морской волны, освещаемой лишь лунным сиянием. Звездчатые сапфиры на ее шее странным образом преломляли падавший на них свет, проводя фосфоресцирующую огненную линию в месте, где шея переходила в грудь. Тяжелая копна черных волос обрамляла ее лицо; брови казались светлыми, а глаза, напротив, почти черными. Да — она была именно той Жрицей Моря, выплывавшей ко мне из туманного полумрака на корабле с высоко поднятым ютом.
И глядя на то, как она наклонилась ко мне, пронзая меня взглядом своих темных глаз, излучавших бесконечную силу, я почувствовал, что ускользаю из этого времени и пространства на легкой волне темной воды.
— Земля наша погружалась под воду, поскольку море было сильнее нас, — начал я. — Плотины наши не могут противостоять ему, и оно приходит и приходит, и отбирает наши земли кусок за куском. Вода обладает злым началом, с которым мы не в состоянии бороться; поэтому мы послали за Жрицей, за мудрейшей. Наш главный жрец, возглавляющий священную семинарию в здешних местах, говорит, что справиться с этим выше его сил, ибо Луна вышла из-под контроля, и зло овладело водой. Мы должны послать за Повелительницей морского народа, живущей в землях, что на закате солнца, — землях почти исчезнувших и затопленных, от которых мало что осталось, разве что один или два горных пика к югу…
— Азорских островов? — спросила она.
— Да, — ответил я, — Азорских островов, и она подымается из великих глубин, и это все, что осталось от этой земли. И они послали нам свою последнюю Повелительницу, Жрицу Моря, бывшую так же Жрицей Луны, ибо так должно быть.
— Зачем ей нужно было быть такой?
— Пока не знаю. Но скоро мы это узнаем.
— Что же сделала Жрица Моря, прибыв к вам?
— Она принесла жертву.
— Кого она принесла в жертву?
— Мужчин.
— Где это произошло?
— В пещере под холмом Белл Ноул.
— Каким было жертвоприношение?
— Их привязали живьем к алтарю, и начался прилив, и взял их. Она приносила жертвы до тех пор, пока море не насытилось.
— Это все?
— Это все, что мне известно. Возможно, там было больше — я не знаю. Я не могу думать об этом. Может быть, это придет позже. Думаю, что позже я узнаю больше. Я всегда надеялся узнать больше.
Неожиданно я пришел в себя, как будто вынырнул на поверхность после ныряния на очень большую глубину. Мисс Морган смотрела прямо в мои зрачки так, будто намеревалась прожечь взглядом мою голову насквозь.
(Ладно, — сказал я себе, — вы говорите, что я болен. Но черт побери, я буду гораздо сильнее болен к, тому времени, когда вы закончите свои упражнения со мной, если вы будете достаточно часто проделывать со мной такие трюки!)
Глава 12
На следующий день я одолжил у Третоуэна бритву и не без труда побрился, так как. это была доисторическая бритва, пригодная разве что для самоубийства. Спустившись вниз, я вышел во внутренний дворик и присоединился к мисс Морган. У меня было удивительное ощущение легкости — как будто земля поднималась и опускалась у меня под ногами, подобно кораблю, — совсем непохожее на привычное после приступа астмы чувство свинцовой тяжести. Но я совершенно четко ощущал, что кажущаяся легкость была каким-то неполноценным чувством.
Мисс Морган была как всегда очень внимательна ко мне; она позволила мне немного побродить вокруг, поразмяться, а затем усадила меня в шезлонг — это было не то отвратительное, оббитое дешевым холстом творение, которое хватает вас под коленками — это был настоящий высший класс. Отказываясь присесть, я почувствовал, что начинаю уставать. Она не спорила со мной, подобно сестре, но решительно взяла меня под руку и усадила в шезлонг, не спрашивая моих желаний. Для меня было полезно подчиняться ее приказам в этом состоянии, так как, обычно после приступа я склонен делать обратное необходимому, настаивая на том, что мне хочется делать именно те вещи, которые вредны для меня, — так обычно прикусываешь больной зуб, чтобы он поскорее выпал.
После еды я стал более пригоден для общения. Это не значило, что я до этого пытался ворчать на мисс Морган, хотя, возможно, я сделал бы это, если бы на ее месте была другая женщина; ибо как я ни старался сдерживаться, у меня оставалась раздражительность, проявлявшаяся в таких ситуациях гораздо сильнее, чем у любого другого. Тем не менее, проспав почти до полудня, я полностью пришел в норму к пятичасовому чаю. Не могу сказать, что я совсем не ощущал телесной слабости, но голова была уже совсем ясной.
Мы вновь улеглись в наши шезлонги, и над спокойной поверхностью воды к нам поплыл звук колоколов маленькой старой церкви в Старбере. Воздух был неподвижен, но море у Белл Хед никогда не бывало спокойным, и легкие пологие волны с запада накатывались на скалы, омывая их с мягким шипеньем. Неожиданно подул холодный ветер; нам пришлось уйти в дом. Мисс Морган поднесла спичку к камину, где между двумя моими дельфинами лежала горка плавника. Я растянулся на громадном диване, а она присела на пуф, уперев локти в колени, и мы с ней наблюдали за язычками пламени, облизывавшими пропитанное солью дерево, — голубыми, муаровыми, золотистыми… Пламя морского костра всегда очень красиво и чем-то напоминает опалы.
И тут мисс Морган высказала мне свою мысль: — Ну, и что же мы будем делать с этими стенами? Я осмотрел громадную комнату, которая ранее предназначалась для того, чтобы солдаты могли здесь передохнуть, — потому что их жизнь на этой скале была сплошным напряжением сил. Южная стена комнаты была полностью декорирована громадным зеркалом; монотонность стеклянной поверхности разделяли лишь балюстрады, поддерживавшие крытую галерею. Однообразная кирпичная кладка задней стены комнаты, выходившей в сторону материка, оживлялась окнами, проемы которых были оформлены в готическом стиле. Новый паркетный пол все еще пах свежей древесиной — этот запах очень нравился мне, — но отделочный гипс выглядел мрачно и голо, ибо нанимаясь комнатой, я не представлял себе, как бы она хотела оформить ее.