Жулики. Книга 6
Шрифт:
– Поклонись своему королю,– заверещал коротышка и повар наклонил голову на пике, скабрезно ухмыляясь и радуясь, что день у него сегодня выдался таким содержательным.
– Эй, Генрих, прелюбодей. Поприветствуй своего верного пса,– изощрялся в остроумии недомерок в кирасе. Король надменно молчал и смотрел прямо перед собой. В отличие от его лошади, которая косилась на коротышку, повернув голову.
– Эй, Бурбон. Слезай. Твое время кончилось,– коротышка поднял с земли булыжник и запустил его в статую, попав прямо в голову короля. Это его так
– Смерть Бурбонам и аристократам,– завыл недомерок, лязгая очередным булыжником по своей щуплой, но защищенной кирасой груди.
– Смерть!!!– толпа по примеру своего вдохновителя принялась швырять в Генриха-IV-го камни и палки. Один из булыжников отскочил от крупа лошади и попал прямо в голову коротышке, загремев по кирасирскому, трофейному шлему. Коротышка поспешно отскочил подальше от памятника и заорал:
– Долой Тиранов. Да здравствует Равенство!!!
– Ну, вот один, Негодяй, по мнению Наполеона, уже орет о Равенстве,– констатировал Мишка.
– Аристократа поймали,– раздался торжествующий вопль и к статуе, раздвигая толпу, поволокли кого-то, пиная и улюлюкая. Дотащили до предводителей и вышвырнули к самому постаменту.
"Аристократ", не устояв на ногах, растянулся во весь свой длинный рост, рассмешив публику до колик. Толпа ухахатывалась, наблюдая, как ошалело трясет носатой головой "аристократ" и пытается встать на дрожащие от страха ноги.
Был он в разодранной в клочья рубахе с кружевами, панталонах и чулках. "Аристократ" уже почти поднялся, когда получив здоровенного пинка от стоящего с пикой повара, вынужден был опять растянуться во весь рост. Добавив веселья народу, жаждущему зрелищ.
– Говори, мерзавец, сколько высосал пинт кровушки народной?– вспомнил о своих обязанностях лидера коротышка.
– Их бин нихт Аристократ. Я есть коммерсант,– проблеял вновь встающий на ноги "аристократ".
– Швейцарец, изменник,– обрадовался неформальный лидер.– Лопни мои глаза.
– Нихт, нихт, найн. Их бин коммерсант,– заорал испуганно коммерсант, открещиваясь от нового обвинения.
– А ведь это Вилли,– кивнул Мишка на затравленного толпой немца.– Я сразу и не узнал его. Задолбали до неузнаваемости. Давай, выручай. Раз уж заявился сюда. А я, ежели что, подстрахую,– Серега понимающе кивнул и верхом на Верке двинулся в сторону памятника, раздвигая лошадиным крупом "Трояна" веселящихся парижан.
– Отрубить голову паразиту изменнику, что с ним разговаривать?!!– выкрикнул кто-то в толпе. Повар, услыхав "пожелания трудящихся", сунул пику с выпучившей глаза головой Лоне, коротышке и, размахивая саблей, двинулся к Вилли, с намерениями самыми предсказуемыми. "Глас народа – глас Божий",– прочел, очевидно, на его кровожадной физиономии немец и попятился, спотыкаясь о ступени, ведущие к постаменту.
Повар размахнулся, прицеливаясь к шее жертвы и если бы не железная хватка, которая вдруг сковала его руку, то покатилась бы носатая голова коммерсанта обратно по ступенькам. Повар удивленно оглянулся и увидел монаха, сидящего на лошади, который перехватил его запястье и теперь довольно скалил зубы.
– Ты что? Придурок в рясе, не мешай,– рванул он руку, но монах зажал ее насмерть и, приподняв повара, заявил ему в выпученные от боли и возмущения глаза:
– Заткнись, урод. Я знаю этого господина. Он не аристократ, не Швейцарец и не изменник,– а потом повернул голову к обмершему немцу и скомандовал.– Беги!!! – немец рванул с такой поспешностью за постамент, что ни кто не успел даже глазом моргнуть. Первым опомнился коротышка и сунул Сереге мертвую голову в лицо, заставив брезгливо отшатнуться.
– Ты чего лезешь?– орал недомерок, потрясая пикой.
– А ты чего мне в лицо эту падаль суешь?– рассвирепел Серега, отталкивая ногой напирающего на него неформального лидера толпы.– На, своего палача, держи,– Серега перебросил повара через круп Верки и уже летящему, добавил ему подзатыльника.
Повар взвился ласточкой над головами, заставив всех изумленно примолкнуть и с ревом пронесясь над толпой метров пять, рухнул в нее своей стокилограммовой тушей, сбивая с ног неудачников, оказавшихся в этот момент в точке приземления.
И наступила тишина, мертвая, прерываемая лишь карканьем воронья, слетевшегося поглазеть на человеческие кровавые забавы. Длившаяся всего секунд пять и прерванная заполошным воем коротышки:
– Бей, монаха! Это плохой монах! Это прислужник аристократов и изменников!– и подавая пример, первым кинулся в атаку с пикой наперевес.
Пику у него Серега тут же вырвал из ручонок и, стряхнув с нее голову несчастного Лоне, принялся охаживать по спинам железным прутом всех желающих получить "острые ощущения". Вой и сумятица поднялась такая, что слышно было наверняка на всех окраинах Парижа.
А Серега, спешился и, отбросив пику, двинулся с острова к мосту. Отвешивая плюхи налево и направо. Народ, сначала кинувшийся на него с подручными средствами, теперь попросту в панике разбегался, бросая бесполезные топоры и вилы.
Вмешательство Мишкино не потребовалось, и он молча последовал за Серегой к мосту а, дойдя до него, оглянулся на островок с памятником. Половина толпы валялась, остальные тряслись,
– Мишка усмехнулся и, щелкнув пальцами, вскочил в седло. Серега ждал его на другой стороне моста уже тоже в седле и нетерпеливо поглядывал в сторону памятника.
– Поехали, пока эти отморозки не опомнились. Сейчас ведь еще и в погоню кинутся. А я уже план, по сворачиванию челюстей, перевыполнил сегодня. Надоело, да и перекусить пора.
– Поехали. Мне и самому эта Революция надоела. Слов нет как,– согласился Мишка.
А толпа приходила в себя и наливалась запоздавшей яростью, распаляемая опомнившимся недомерком в кирасе.
– Чего стоим? Изменники убегают,– заорал он возмущенно. И вслед за парнями ломанулось сразу человек 50-т энтузиастов с топорами и вилами.