Журавль в руках
Шрифт:
– А яблоки тоже особенные? – спросил я.
– Почему же особенные?
– Яйца оказались не куриными.
– Да что вы… если вам не понравилось, я деньги верну.
Она потянулась за кожаным кошельком.
– Я не обижаюсь. Просто интересно, что за птица…
– Вы покупаете? – спросили сзади. – Или так стоите?
Я отошел. Яблоки кончились. Я встал в тени, достал из кулька одно из яблок, вытер его носовым платком и откусил. Женщине видны были мои действия, и, когда я вертел яблоко в руке, разглядывая, я встретил ее
Женщина не торопилась, движения ее потеряли сноровку и стали замедленными и неловкими, словно она оттягивала тот момент, когда отойдет последний покупатель и вернусь я.
Яблоко было сочным и сладким. Такие у нас не растут, а если и появятся в саду какого-нибудь любителя-селекционера, то не раньше августа. Мне показалось, что яблоко пахнет ананасом. Я добрался до середины и вытащил из огрызка косточку. Косточка была одна. Длинная, острая, граненая. Никакое это не яблоко.
Я видел, как женщина высыпала из корзины последние яблоки, сложила деньги в кошелек, закрыла его. И тогда, сделав несколько шагов к ней, я произнес негромко:
– Луш.
Женщина вздрогнула, выронила кошелек на прилавок. Она хотела подобрать его, но рука не дотянулась, замерла в воздухе, словно женщина сжалась, замерла в ожидании удара, когда все, что было до этого, теряет всякий смысл перед физической болью.
– Простите, – сказал я, – простите. Я не хотел вас испугать…
– Меня зовут Мария Павловна. – Голос был сонный, глухой, слова заученные, как будто она давно ждала этого момента и в страхе перед его неминуемостью репетировала ответ. – Меня зовут Мария Павловна.
– Именно так. – Второй голос пришел сзади, тихий и злой. – Мария Павловна. И вас это не касается.
Небольшого роста пожилой человек с обветренным темным лицом, в выгоревшей потертой фуражке лесника отодвинул меня и накрыл ладонями пальцы Марии Павловны.
– Тише, Маша, тише. Люди глядят. – Он смотрел на меня с таким холодным бешенством в белесых глазах, что у меня мелькнуло: не будь вокруг людей, он мог бы и ударить.
– Извините, – смутился я. – Я не думал…
– Он пришел за мной? – спросила Маша, выпрямляясь, но не выпуская руки лесника.
– Ну что ты, что ты… Молодой человек обознался. Сейчас домой поедем.
– Я уйду, – сказал я.
– Иди.
Я не успел отойти далеко. Лесник догнал меня.
– Как ты ее назвал? – спросил он.
– Луш. Это случайно вышло.
– Случайно, говоришь?
– Приснилось.
Я говорил ему чистую правду, и я не знал своей вины перед этими людьми, по вина была, и она заставляла меня послушно отвечать на вопросы лесника.
– Имя приснилось?
– Я видел Марию Павловну раньше.
– Где?
– Здесь, на рынке.
Лесник, разговаривая со мной, поглядывал в сторону прилавка, где женщина неловко связывала пустые корзины, складывала на весы гири, собирала бумагу.
– И что дальше?
– Я был здесь несколько дней назад. И купил десяток яиц.
– Сергей Иванович, – окликнула женщина, – весы сдать надо.
– Сейчас помогу.
Кто он ей? Он старше вдвое, если не втрое. Но не отец. Отца по имени-отчеству в этих краях не называют.
Лесник не хотел меня отпускать.
– Держи. – Он протянул мне чашку весов, уставленную кеглями гирь. Сам взял весы. Мария Павловна несла сзади пустые корзины. Она шла так, чтобы между нами был лесник.
– Маша, ты яйцами торговала? – спросил лесник.
Она не ответила.
– Я ж тебе не велел брать. Не велел, спрашиваю?
– Я бритву хотела купить. С пружинкой. Вам же нужно?
– Дура, – сказал лесник.
Мы остановились у конторы рынка.
– Заходи, – велел он мне.
– Я тоже, – сказала Маша.
– Подождешь. Ничего с тобой здесь не случится. Люди вокруг.
Но Маша пошла с нами и, пока мы сдавали весы и гири сонной дежурной, молча стояла у стены, оклеенной санитарными плакатами о вреде мух и бруцеллезе.
– Я вам деньги отдам, – сказала Маша леснику, когда мы вышли, и протянула кошелек.
– Оставь себе, – проворчал Сергей Иванович.
Мы остановились в тени за служебным павильоном. Лесник посмотрел на меня, приглашая продолжить рассказ.
– Яйца были необычными, – продолжал я. – Крупнее куриных и цвет другой… Потом я увидел сон. Точнее, я грезил наяву. И в этом сне была Мария Павловна. Там ее звали Луш.
– Да, – сказал лесник.
Он был расстроен. Ненависть ко мне, столь очевидная в первый момент, исчезла. Я был помехой, но не опасной.
– Мотоцикл у ворот стоит, – показал лесник Маше. – Поедем? Или ты в магазин собралась?
– Я в аптеку хотела. Но лучше в следующий раз.
– Как хочешь. – Лесник посмотрел на меня. – А вы здесь что, в отпуске?
– Он стал официально вежлив.
– Да.
– То-то я вас раньше не встречал. Прощайте.
– До свидания.
Они ушли. Маша чуть сзади. Она сутулилась, может, стеснялась своего высокого роста. На ней были хорошие, дорогие туфли, правда, без каблуков.
Я не сдержался. Понял, что никогда больше их не увижу, и догнал их у ворот.
– Погодите, – попросил я.
Лесник обернулся, потом махнул Маше, чтобы шла вперед, к мотоциклу.
– Сергей Иванович, скажите только, что за птица? Я ведь цыпленка видел.
Маша молча привязывала пустые корзины к багажнику.
– Цыпленка?
– Ну да. Розовый, голенастый, с длинным клювом.
– Бог его знает. Может, урод вылупился. От этого… от радиации… Вообще-то яйца обыкновенные.