Журавли покидают гнезда
Шрифт:
Эсуги узнала о тайнике хозяина случайно. Убирая спальню Хэ Пхари, она обратила внимание, что один глаз бронзового Будды запачкан каким-то жиром. Эсуги стала протирать его и испугалась, когда корона вместе с черепом приподнялась. Заглянув вовнутрь, она увидела знакомые ей пакетики. Такие пакетики Эсуги находила не раз в кармане маминой кофты. Мать тогда объяснила, что в них лекарство от бессонницы и болезни сердца.
Не мешкая, Эсуги побежала в спальню и принесла полдюжины пакетиков. Увидев их в руке дочери, мать вскочила, глаза ее снова ожили. Трясущимися
— Я пойду с вами, омони…
— Нет, это невозможно. Я приду за тобой в другой раз. Или ты хочешь, чтобы Хэ Пхари упрятал меня в долговую тюрьму?
Эсуги отпустила ее руку.
— Я поговорю с твоим хозяином, — пообещала мать. — Ты что-то напутала. Он никогда не женится на служанке. Я это знаю.
Эсуги не поверила, но, оставшись в доме Хэ Пхари, терпеливо ждала дня, когда мать придет за нею.
Денними приходила, но не за тем, чтобы увести Эсуги: ей нужны были чудодейственные лекарства, приняв которые она забывала свое горе и уже не думала ни о чем.
Хэ Пхари все чаще стал заходить к Эсуги, занимал ее разговорами, дарил подарки. Боясь разгневать хозяина, Эсуги покорно слушала его, но и после ухода хозяина тревога не проходила. Скоро заберет он от портного свадебное платье… А потом… Она не посмеет не пойти к священнику. Так день за днем Эсуги жила в ожидании чего-то ужасного. Каждый раз, когда возвращался хозяин, она с содроганием думала, не принес ли он свадебное платье. Ей не раз приходила мысль о побеге. Но всякий раз, как только она решалась переступить порог дома, перед взором возникало печальное лицо матери и слышались ее слова: «Ты хочешь, чтобы Хэ Пхари упрятал меня в долговую тюрьму?..» И тогда Эсуги возвращалась к своему любимому окну.
Как-то еще с вечера Хэ Пхари побрился, приготовил костюм, а утром, уходя, сказал Эсуги, что идет забирать платье. В доме наступила тишина. Эсуги подошла к многоликому Будде, склонила голову. Небо не хочет понять, как ей трудно. Может, всевидящий отзовется, поможет, посочувствует. Ведь пакетики, хранящиеся в его голове, облегчают недуг матери. Эсуги опустилась на колени, стала просить, чтобы Будда помог разыскать Юсэка. И тотчас за стеной затявкала собака.
Воровато просунув в дверь голову, Юсэк окликнул ее. Эсуги вздрогнула. Она не могла ошибиться: это был его голос! Сложив на груди руки, она стала благодарить Будду и клясться, что отныне будет верить только в него. Обернувшись, она увидела Юсэка. Он стоял растерянный и жалкий. Эсуги сама подошла к нему, сама взяла его руку:
— Просила Будду найти тебя, и он нашел! Почему я раньше не подумала о нем? — Она попыталась улыбнуться. Улыбка получилась грустной.
Заметив это, Юсэк спросил:
— Ты огорчена? Но я не уйду. Я искал тебя все это время. А когда нашел… Ты должна сказать правду: зачем ты живешь в доме богатого господина? — Заметив, как ей трудно ответить на этот вопрос, он не стал допытываться, только решительно сказал: — Мы
Эсуги кивнула головой и засмеялась звонко, совсем по-детски. И сама она в эту минуту была той веселой девочкой, какой ее знал Юсэк.
Они вышли из дому, прошли двор. Возле ворот Эсуги остановилась, отняла руку.
— Я не пойду, — сказала она в страхе. — Нет, я не смею уйти.
— Почему? — спросил Юсэк. — Чего ты боишься?
— Мне страшно оставаться здесь, — сказала Эсуги. — Но уйти я тоже не могу. Если я посмею это сделать — моя омони окажется в тюрьме.
К удивлению Эсуги, эти слова не огорчили — обрадовали Юсэка. Он даже подпрыгнул на месте:
— Значит, мой отец сказал правду! А я такое подумал! Прости меня, что плохо о тебе мог подумать. Простишь?
Эсуги кивнула.
— А потом, — не унимался Юсэк, — потом, когда отработаешь долги, ты вернешься к омони?
— Да, Юсэк, — сказала она неуверенно и, чтобы не расплакаться, хотела убежать в дом.
Но Юсэк удержал ее:
— Ты плачешь, Эсуги? Ты что-то таишь от меня?
— Тебе лучше уйти, — сказала она, тревожно глянув на ворота, — Господин ювелир не любит в своем доме чужих.
— А я не уйду, — сказал Юсэк. — Мне тоже не нравится, что ты живешь здесь… может быть, ты сама этого хочешь?
Увидев гневные глаза Эсуги, он сразу успокоился.
— Я пойду, — сказал он, — не сердись, Эсуги.
Она не сердилась. Только не знала, как сказать ему правду о намерении Хэ Пхари. Поймет ли он ее правильно? И времени нет, вот-вот явится хозяин. Или дворник.
— Юсэк, я день и ночь буду молиться Будде, чтобы он дал нам счастья. Чтобы он вернул нас в деревню.
В это время во двор вошел Хэ Пхари.
Он держал в обеих руках кучу коробок и свертков. Увидев незнакомого юношу, переменился в лице, но сдержал себя и весело воскликнул:
— О! В моем доме гость! — Приглядевшись и узнав рикшу, Хэ Пхари обратился к Эсуги: — Не собралась ли юная госпожа куда-нибудь поехать?
Эсуги, пожалуй, меньше ужаснулась бы, увидев в руках Хэ Пхари окровавленную голову, а не эти нарядные коробки.
— Ты смутилась, Эсуги? — сказал Хэ Пхари сдержанно. — Отчего бы это?
— С Юсэком мы жили в одной деревне, — пролепетала она. — Мы дружили… И родители наши тоже…
— Вот как! — удивленно вскинул брови ювелир. — Стало быть, этот рикша — твой старый друг?
— Да, господин, — ответила Эсуги. — Он был в этих краях и зашел…
Хэ Пхари стоял с застывшей улыбкой, поэтому Юсэку показалось, что он не такой уж грозный. Зато Эсуги заметила, как из-под очков, которые хозяин надел, чтобы лучше разглядеть Юсэка, щурились недобрые глаза.
— Я, кажется, об этом юноше кое-что слыхал, — произнес Хэ Пхари нараспев. — Эсуги, ты почему не пригласишь гостя в дом? Угости его чаем. Твой гость — это и мой гость.
— Он торопится… — сказала Эсуги и поглядела на Юсэка с мольбой: ей так хотелось, чтобы он ушел, пока хозяин не раскрыл коробки.