Журавли покидают гнезда
Шрифт:
— Потому что этого не хочет твой отец, — перебил Санчир, покосившись на Енсу. — Вижу — он много поработал с тобой. Но не думаю, что старик оказывает своему сыну добрую услугу.
— Я могу вас спросить? — Осмелев, Юсэк спрыгнул с ондоля и близко подошел к Санчиру. — Вы вправе арестовать бродягу, или рикшу, или обоих вместе, если они не угодили чем-то янбани?
— Я арестую их немедленно! — с достоинством произнес Санчир.
— А янбани, которые обижают рикш и бродяг, вы, конечно, не тронете? Побоитесь, хотя у вас есть пистолет.
— Что ты мелешь?
— А разве не так? — продолжал
Резко вскочив на ноги и схватив за ворот Юсэка, Санчир сказал сквозь зубы:
— Не знаю, на кого ты, сосунок, собираешься указать, но на тебя я сегодня же укажу своему шефу. — Он оттолкнул Юсэка и, поправив мундир, поспешно выбрался из лачуги.
— Твоя горячность не приведет к добру, — сказал отец озабоченно.
Юсэк быстро подсел к нему и, по-прежнему улыбаясь, спросил:
— Вы боитесь, что меня упрячут в крепость? Говорят, там кормят утром и вечером, а мы едим только вечером, и, надо заметить — не всегда, лишь когда сшибем медяки.
Отец не возражал, он глядел на сына и в душе радовался, что перед ним сидел уже не мальчишка, а зрелый человек, и боялся, что Санчир упрячет его в крепость, как в свое время он поступил с сыном Синай.
Понимал и Юсэк, что рано или поздно этот доносчик отыграется на нем. Но крепость его не пугала. Он решил во что бы то ни стало встретиться с Эсуги и узнать правду.
Юсэк поглядел на отца, который почему-то улыбался, хотя в его глазах были слезы.
Глава шестая
ЭСУГИ
В нынешнем году японская сосна раньше обычного стряхнула с ветвей прошлогодние иглы, и на их месте вылупились прозрачные ростки. И журавли, пожалуй, уже слетаются к своим гнездам. Там, где они гнездятся, озера глубокие, а вокруг плотные и высокие тростники. Раньше в озере были рыбки. Рассказывают, что они со временем превратились в лилии. Юсэк лазал за ними, а она трусила. Боялась журавлей, которые ревниво оберегали цветы. Сейчас она бросила бы все подарки хозяина, сняла синни, которые любила больше других всех своих вещей, и босая побежала бы в деревню… Но там теперь нет Юсэка. Почему он в городе? Может быть, из-за нее? Юсэк нашел ее. А она? Она даже не подошла к нему, растерялась. Теперь он, наверное, никогда не придет.
Эсуги ждала его каждый день. Ложась спать, говорила себе: «Так тебе и надо!» Никак не могла уснуть, все думала о нем. А во сне видела Юсэка. Он прыгал в ледяную воду, доставал камушки и сердито швырял в нее.
Хэ Пхари давно заметил, что его юная служанка тоскует. Первые дни ему казалось, что она скучает по матери, поэтому позволил Денними чаще бывать у дочери. Но и после посещения матери глаза девушки оставались грустными.
Хэ Пхари заглядывал к ней каждый вечер. Он садился напротив служанки, раскрыв широкий, разрисованный яркой акварелью календарь, аккуратно записывал в него задание на завтра. И уходил. А сегодня задержался. Подойдя к Эсуги, он с нежностью погладил ее косу и сказал ласково:
— Давно
Не вникая в слова хозяина, она поняла только то, что он собирается жениться. «Хоть бы скорей это случилось.
С приходом невесты, возможно, не будет нужды держать служанку…» Эсуги одобряюще закивала головой и вдруг с недоумением поглядела на Хэ Пхари: зачем он говорит о своих чувствах ей, служанке?..
— На днях мы должны предстать перед священником, — сказал ювелир, уходя. — Утром я пойду в город и попрошу портного сшить тебе свадебное платье.
— Мне?! — переспросила Эсуги, думая, что хозяин оговорился.
— Да, тебе, Эсуги, — повторил Хэ Пхари и сдвинул за собой дверь.
Когда утром, после ухода Хэ Пхари, пришла мать Эсуги бросилась к ней:
— Я звала вас всю ночь. И вы услышали. Как хорошо, что вы пришли!
— Ты побледнела, ты вся дрожишь, — встревожилась Денними, разглядывая ее бледное лицо.
— Я не могу больше оставаться здесь… — Слезы мешали ей говорить, и она замолкла.
— Доченька, что случилось? — испуганно спросила Денними. — Почему ты молчишь?
— Хозяин вам ничего не говорил?
Предчувствуя недоброе, мать замерла.
— Что должен сказать хозяин?..
— Он хочет, чтобы я стала хозяйкой этого дома.
Денними с замиранием сердца приготовилась услышать что-то ужасное.
— Боже! Или я оглохла, или ты соврала! Повтори еще раз!
— Господин ушел заказывать мне свадебное платье, — сказала Эсуги, пугаясь безумного вида матери.
Денними припала к дочери и стала лихорадочно гладить ей плечи.
— Знала я! Верила, что небо не останется равнодушным к нам. — Она вдруг замолкла, уставилась на дочь: — Ты не ослышалась? — Мать не ужаснулась, когда Эсуги рассказала о намерении Хэ Пхари, испугалась, что дочь сказала неправду.
— Омони, вы хотите отдать меня моему господину насовсем, чтобы я никогда не вернулась к вам в деревню? Из-за денег?
— Не смей говорить так, — с горечью оборвала Денними. Но тут же взяла дочь за руку и усадила на циновку подле себя: — Дочь моя, когда у бедных людей рождается сын, родители благодарят небо, пославшее кормильца. А если появляется дочь, говорят: народилось горе. А твоя мать всю жизнь благодарит небо, что у нее есть ты.
Эсуги положила голову на колени матери:
— Помните, омони, у нас в деревне заболела собака. Отец отнес ее в овраг. У нее был щенок. Он таскал матери пищу. Боясь, что щенок заразится чумой, отец привязал его к конуре. Щенок не ел и все время скулил. А потом сдох…
Денними поглядела на дочь потухшими глазами:
— Прости меня, доченька. Хотела как лучше, от нужды тебя избавить. Обрадовалась я… Нет, рехнулась от счастья… — Красивое лицо внезапно исказилось. Она задышала часто и глубоко. — Что-то опять сдавило… Ты должна знать, где хозяин хранит пакетики с лекарством. Мне бы один пакетик. Всего один…