Журавли покидают гнезда
Шрифт:
Денними решила оставить Эсуги дома. Девочка сама не захотела ехать, значит, и мать может не терзаться угрызениями совести, если судьба старшей дочери окажется не такой удачной, как ей хочется. Наутро Денними вошла в здание концерна, ведя за руку Бондо. Девочка, на удивление вербовщиков, не плакала, ее не надо было оттаскивать от матери, упрашивать.
Она пошла от матери, грустно улыбаясь. Потом остановилась, помахала ручонками. Денними не знала, что видит свою девочку в последний раз. Она не умела читать, но письмо из Хиросимы, которое получила на свой запрос о судьбе
«Вы не должны проявлять интерес к девочке, от которой отказались личной подписью. Доверив, таким образом, судьбу вашей дочери концерну, вам нет надобности беспокоиться самой и беспокоить администрацию, занятую заботами о воспитании детей. Еще раз советуем быть благоразумной и не проявлять излишней настойчивости в этом вопросе ради той, которой вы желаете благополучия. Прощаясь с вами, заверяем, что девочка получит все необходимое для жизни. Генеральный директор концерна Сусуми Ямадо».
Мать уже смирилась с тем, что не увидит больше Бондо. Она успокаивала себя. Ведь они заверяют, что девочка получит все необходимое для жизни, значит, не нужно убиваться. Сколько всего пережито, выстрадано… И все же, когда учитель перечитывал письмо, ее сердце немело, как прежде.
Уже неделю назад покинули свои гнезда последние журавли. Они улетели не сразу, еще долго кружились над долиной, прощаясь с летом, с местами, где вскормили детенышей. Далеко на юге, рядом с солнцем и сочной травой, проведут они зиму. А у Денними нет крыльев, поэтому она останется здесь, в своей фанзе, без пищи, с голодным ребенком. Хватит ли у нее сил выстоять и эту зиму?..
Сыпал мокрый снег. Парусиновые синни [25] , подаренные женой Макуры, размякли и расползлись по швам.
Сгустились сумерки, и на ветвях застыла капель. Перестали горланить вороны, и затихли вдали собаки. Сквозь прозрачные облака пробился и слабо осветил долину молодой месяц. Только теперь, подстегнутая беспокойством об Эсуги, Денними встала и поплелась обратно к деревне.
Войдя в фанзу, она увидела свекровь, сидящую подле Эсуги.
— Я рада вас видеть, — сказала Денними, раздеваясь. И по тому, как свекровь поглядела на нее, поняла, что пришла та не с добрыми намерениями.
25
Легкая обувь.
— Это правда, что ты продала маленькую? — спросила она чужим от волнения голосом.
— Я ее устроила в концерн, — ответила Денними. — Там девочке будет лучше… — Поколебавшись, достала из-под тюфяка письмо, подала свекрови: — Получила оттуда…
Выхватив из ее рук письмо, свекровь в гневе разорвала его на мелкие кусочки, швырнув в лицо Денними:
— Бедный Чунами! Знал бы он, на какое чудовище променял свою мать! О небо! За что же ты послало моему сыну эту женщину?
Денними собрала клочки письма, положила под тюфяк. И сказала сдержанно:
— Не говорите такие слова…
— Ты мне рот не затыкай! — заорала мать Чунами, поднимаясь. — Ты убила моего сына, продала его дочь! И хочешь, чтобы я молчала? Пусть меня сразит гром, если я еще раз ступлю на порог этой фанзы! Но прежде — я расскажу всем людям о том, какая ты есть…
— Замолчите, или… — Денними прикрыла ладонью рот, боясь дерзких слов, которые неудержимо рвались из груди.
Свекровь, привыкшая видеть невестку покорной, обомлела.
— Конечно, теперь мы тебе не нужны. Теперь тебе нужно другое. Слышала, почему тебе японец казну доверил!
— Уходите, — сказала Денними холодно.
— Я прокляну тебя, — прохрипела свекровь, отыскивая у порога свою обувь.
— Я уже проклята небом, — отозвалась Денними, опускаясь на циновку.
— Ты еще долго жить будешь! — не унималась женщина. — Небу не угодны такие, как ты!..
— Это верно, — согласилась Денними. — Я буду жить. Я еще не до конца испила горе.
— Скажи уж лучше, что тебе нужно сожрать и эту девочку! — ледяным голосом прошептала свекровь, тыча пальцем на Эсуги. — Но тебе это не удастся, я заберу ее к себе. А ты найди что-нибудь полакомее. Ты ведь этого хотела, избавляясь от Бондо! Пусть будет так и пропади ты не своей смертью!
С этими словами она подскочила к Эсуги, желая увести ее с собой.
А та, пытаясь вырваться из цепких рук бабушки, упиралась, готовая разрыдаться.
— Оставьте ее, — строго и настойчиво сказала Денними. — И уходите быстрее, пока я не позвала соседей!..
— Соседей? — Свекровь плюхнулась на тюфяк и подбоченилась: — Зови, всех до одного зови! Я им расскажу сказку про тигрицу, сожравшую своего детеныша. Не поверят ведь этому! Ты лучше скажи: зачем тебе Эсуги? Тебе нужны деньги? Я дам их. Не меньше других дам. Сколько она стоит?..
Ни в одном слове свекрови не было и частицы правды, но они жалили, проникая в самое сердце Денними. Надо было возразить, объяснить все как есть или молча выслушать оскорбления — и она ушла бы без обиды, но сил не было ни говорить, ни выслушивать ее. Ловя ртом воздух, Денними позвала Эсуги. Девочка вырвалась из объятий бабушки, бросилась к матери и прижалась к ней.
— Ты меня не бойся, — сказала свекровь, снова подходя к Эсуги. — Я детей не продаю. А твоя мать продала сестренку. И с тобой то же будет.
— Неправда, — едва слышно прошептала Эсуги, недоверчиво глянув исподлобья на бабушку.
— Тогда скажи: где твоя сестренка? Молчишь? А ты спроси омони. Спроси, куда она подевала Бондо? Вот когда узнаешь — сама придешь к своей бабушке.
Свекровь ушла.
— Она ушла, — сказала Эсуги, глядя на мать все еще перепуганными глазами. А потом присела около нее и, опустив голову на ее колени, задумчиво спросила: — Омони, ведь правда Бондо уехала учиться?
— Да, доченька.
— Бабушка обманывает, да?