Журнал «Если», 1994 № 04
Шрифт:
— Странная игра, — вынужден был признать он. — Вы меня даже несколько разочаровали. Слишком уж все просто. Вы уверены, что продержитесь хотя бы день?
— Надеюсь.
— Два дня?
— Если повезет.
— Без везения тут и впрямь не обойтись. — Он ненадолго задумался, потом покачал головой. — Да, обидно. Я мечтал о чем-нибудь наподобие алезика, только еще хитроумнее. Публика получила бы удовольствие, а вы — несколько лишних дней жизни. А если бы удалось побить рекорд… ах, какое бы воцарилось ликование!
— В самом деле?
— Ну конечно. От чужака все ожидают чего-то необычного.
— Это я и предлагаю, не так
— Ну да, ну да, — чиновник все еще был слегка расстроен. — В конце концов это ваша жизнь и ваша борьба.
— Когда настанет конец, мне некого будет винить, кроме себя, не так ли?
— Согласен с вами. Игра начнется завтра, ровно в полдень, и с этого момента все будет зависеть только от вас.
Он удалился, и, когда его тяжелые шаги стихли, тут же появился старший надзиратель.
— Что? — выдохнул он. — Что ты выбрал?
— Я? Арки-маларки.
— О! Что это такое?
— Террианская игра.
— Класс! — тюремщик потер руки. — Разрешение, конечно, получено?
— Разумеется.
— Значит, ты готов сражаться за лишние дни жизни! Только постарайся избежать ловушки.
— Какой?
— Твой партнер начнет игру с установкой на быструю и убедительную победу, так положено. Но если он решит, что выиграть не сможет, то станет играть на поражение. Причем определить, в какой момент он сменит тактику, совершенно невозможно. На эту удочку попалась куча народу, и конец наступал раньше, чем преступник успевал хоть что-нибудь сообразить.
— Но соблюдать правила мой противник обязан?
— Несомненно, иначе игра превратится в балаган. Ни ему, ни тебе не позволено нарушать оговоренные правила.
— Что ж, меня это устраивает.
Откуда-то издали вдруг донесся тонкий, пронзительный вой, смахивающий на вопль кота, свалившегося на кактус. За ним последовало шарканье множества ног, что-то тяжелое глухо ударилось об пол, и немного погодя этот предмет с пыхтением поволокли. Где-то со скрипом отворилась и захлопнулась дверь.
— Что происходит? — осведомился Тейлор.
— Должно быть, Лагартин закончил игру.
— Кто это?
— Политический убийца, выбрал рамсид — игру в карты, — надзиратель глянул на часы. — Всего-то четыре часа, и поделом! Чем быстрее вынесешь дерьмо, тем меньше воняет.
— Значит, казнь уже началась?..
— Само собой, — ответил тюремщик, внимательно разглядывая узника. Нервничаешь, поди?
Тейлор невесело хохотнул.
Назавтра выяснилось, что матч не будет проводиться в камере, поскольку участие чужака со своей инопланетной игрой сделало схватку событием исключительным. Пленника провели по тюремным коридорам в большую комнату, посреди которой стояли стол и три стула. Еще шесть стульев выстроились в ряд у стены, и на них восседала шестерка ражих тюремщиков в форме и с оружием в руках. Команда явно была готова к выносу тела сразу же после финального хода. У противоположной стены обнаружился здоровенный черный корпус с двумя прямоугольными прорезями, в которых поблескивали линзы; судя по всему, там помещалась видеокамера. Из ящика доносилось какое-то тиканье и неясное бормотание.
Тейлор выбрал себе место и сел, одарив замороженным взглядом вооруженную публику. Тощий субъект с блестящими крысиными глазками сел напротив. Толстобрюхий знакомец плюхнулся на оставшийся стул. Тейлор и Крысоглазый внимательно изучили друг друга, один с холодной уверенностью, другой с садистским наслаждением. Игровое поле — доска,
Не теряя времени даром, Толстобрюхий объявил:
— Эта террианская игра называется арки-маларки. Все диски необходимо переместить со стержня, на котором они сейчас находятся, на любой из двух пустых, причем в том же порядке: то есть самый большой должен быть внизу, самый маленький — наверху. Выигрывает тот, кто сделает последний ход. Игроки, вы оба меня поняли?
— Да, — ответил Тейлор, а Крысоглазый в подтверждение хрюкнул.
— Хорошо. Существуют три правила, которые должны неукоснительно соблюдаться. Первое. Ходят по очереди. Второе. Один ход — один диск. Третье. Класть больший диск на меньший запрещено. Правила понятны?
— Да, — сказал Тейлор, а его партнер снова хрюкнул.
Толстобрюхий вынул из кармана маленький белый мячик и небрежно бросил его на стол. Мячик подпрыгнул пару раз и упал на пол со стороны Крысоглазого.
— Ваш ход.
Не задумавшись ни на секунду, тот снял самый маленький диск с первого стержня и поместил его на третий. «Плохой ход», — подумал Тейлор. С непроницаемым лицом он переместил следующий диск на второй стержень. Самодовольно ухмыляясь без видимых причин, Крысоглазый снял маленький диск с третьего стержня и водрузил его поверх диска на втором стержне. Тейлор немедленно снял еще один диск с первого стержня и надел его на пустой третий.
Примерно через час до Крысоглазого дошло, что первый стержень может быть не только источником дисков, но и полноправным участником игровых комбинаций. Его самодовольство испарилось вместе с ухмылкой, на лице проступило раздражение, усиливающееся по мере течения времени и растущей сложности игровой ситуации. Когда прозвучал «отбой», они все еще играли, лихорадочно снимая и переставляя диски, и ни один сколько-нибудь не продвинулся. К этому моменту Крысоглазый от всей души ненавидел первый стержень, особенно когда приходилось возвращать, а не снимать с него очередной диск. Толстобрюхий, сияя все той же приклеенной улыбкой, объявил перерыв до восхода солнца.
Следующий день вылился в долгий, утомительный марафон — от рассвета до заката, с двумя перерывами на еду. Руки игроков так и летали, отвечая ходом на ход. Они явно соревновались в том, кто быстрее примет решение, так что у зрителей не было ни малейших оснований жаловаться на преднамеренное затягивание игры. Четыре раза Крысоглазый пытался положить больший диск на меньший, и Главный арбитр — в лице Толстобрюхого — неизменно призывал его к порядку.
Миновал третий день, за ним четвертый, пятый и шестой. Мрачное подозрение на лице Крысоглазого сменялось неподдельным отчаянием, когда пирамида на первом стержне с удручающей регулярностью опять начинала расти. Дураком он, однако, не был, понимая, что дело все же как-то продвигается, но отвратительно медленно и чем дальше, тем хуже. В конце концов, вообще перестав думать о том, каким манером можно быстро свести игру к победе или к поражению, он на четырнадцатый день превратился в некое подобие бездушного автомата и лишь тупо переставлял диски с видом подносчика на тяжелой и грязной работе. Тейлор продолжал сохранять бесстрастие бронзового Будды.