Журнал «Если», 1996 № 03
Шрифт:
— Вес меня не волнует. А вот солнышка недостает
— Скоро будет солнышко, мальчик мой. Скоро будет. Я написал заявление, что шар ты построил по моей просьбе. Он был мне нужен для рисования, это на самом деле так. Мне был нужен рисунок замка с высоты.
Кирон едва не расплакался.
— Отец, вы не должны делать этого. Вы не можете подвергать себя такому риску. С некоторым усилием Хобарт выпрямился.
— А кто мне вправе помешать? Ты назвал меня отцом, и я этим горжусь. А разве отец не должен защищать
— Но сын… духовный сын тоже имеет обязанности. — Кирон протянул руку. — Я прошу вас уничтожить этот документ. Он опасен.
— Опасен?! Да наплевать! — Мастер Хобарт прихлебнул из бутылки. — Ты меня прости, Кирон. Эта жидкость необходима старику, пережившему свои силы и талант… Всю жизнь, Кирон, я прожил в безопасности… и в страхе. В страхе перед теми, кто дает мне работу, в страхе утратить свои скромные способности. Но приходит время подняться над страхом. Когда надо защитить того, кого любишь. Прости меня. Я не мужественный человек. Я черпаю свою решимость из этой фляги. Прости меня. Но я был рядом с великим. И я доволен. Понимаешь? Я видел, как ты кладешь мазки, несущие в себе дикую, невиданную силу. Я знаю, что ты пойдешь далеко. Я хочу, чтобы ты рисовал, ибо к этому у тебя огромный дар. Но если ты хочешь достичь звезд, я принимаю это. Хотя и не в силах уразуметь. Большего тебе сказать не могу. Принимаю. Между нами все ясно?
— Мы понимаем друг друга, отец.
— Значит, все сказано. — Хобарт сделал солидный глоток. — Я пережил свой талант и свои силы, но я еще не пережил своей пользы. Сейчас я хочу заплатить очень маленькую цену за твою свободу.
Кирон уже не мог сдержать слез.
— Отец, вы убиваете меня своей любовью. Хобарт улыбнулся.
— Я видел, что ты вырос, окруженный любовью. Я учил тебя с любовью. Любовью я не причиню тебе вреда… Кирон, я не уверен, что смогу прийти к тебе еще. Здоровье, ты понимаешь?
— Понимаю.
— Так что поцелуй меня, сынок. Для тебя это очень мало, а для меня много, потому что я старый дурень.
Кирон обнял его и поцеловал.
Мастер Хобарт выпил еще. И ушел. Спустя два дня его обнаружили повесившимся на стропилах в собственной спальне.
17
Последние дни в Исправительном доме луддитов Кирон вспоминал с удовольствием. Это были последние дни знакомого ему мира, последние дни порядка, безопасности и покоя.
Жерард и Кристен навестили его еще раз. Пришла еще раз и Петрина. После определенных сомнений Кирона навестил и Эйлвин, ученик мельника.
Он ничего не знал о предпринимаемых в защиту Кирона шагах и смотрел на товарища с таким сожалением, словно запах дыма уже разъедал ему ноздри.
— Да, Кирон, в печальную минуту я пришел к тебе…
Кирон расхохотался.
— Да не так-то уж все и плохо.
Уверенный, что их подслушивают, Эйлвин кивнул в сторону запертой двери:
— Я не нарушал данного тебе слова, Кирон.
— Хорошо, дружище. Я тоже. И не собираюсь. Не будем из-за этого волноваться.
Эйлвин почувствовал облегчение. Ему совершенно не хотелось привлекать к себе внимание Святого Ордена.
— Многие готовы выступить в твою защиту. И я среди них, если ты меня попросишь.
Кирон видел страдание в глазах Эйлвина и понял, что ему нелегко дались эти слова.
— Эйлвин, спасибо тебе. Я благодарен за твою доброту, но пусть в мою защиту прозвучат более сильные голоса.
— Если случится самое худшее… — начал Эйлвин.
— Не случится. — Кирон тоже кивнул на дверь и добавил пророческим голосом: — Я останусь жить хотя бы для того, чтобы похоронить всех тех, кто желал мне зла. В этом я тебе клянусь.
Эйлвин поерзал
— Наверное, мне пора.
— Не забывай о том, чему ты научился. У тебя есть талант, я знаю
Эйлвин пожал плечами. Где он теперь будет брать материалы и уроки?
— Мы с тобой оказались прикованными к своей судьбе, Кирон. Я приду еще. — Он протянул руку.
— Ты мой настоящий друг.
Больше он, однако, не пришел в Исправительный дом, а когда Кирон увидел его в следующий раз, Эйлвин был уже не тот. Он уже не был художником. И черные волосы его побелели.
Последним посетителем Кирона была Элике Фитзалан. Ее сопровождал управляющий поместьем, который всем своим видом показывал крайнее недовольство состоявшейся встречей.
— В присутствии госпожи Элике Фитзалан полагается стоять, — сухо объявил он, что было совершенно излишним, ибо Кирон уже встал.
— Кентигерн, — холодно отчеканила мисс Элике,
— ступайте и разделите общество брата Себастьяна, чье тяжелое дыхание свидетельствует о его присутствии. Обсудите с ним интересующие вас темы, извлеките для себя пользу от общения с просвещенной и чистой душой.
— Но, госпожа, сеньор Фитзалан велел мне находиться в пределах слышимости.
— Вот и находитесь. Я слышу прекрасно. Сейчас я, например, слышу, как брат Себастьян трясется, словно юродивый. А может, у него видения. Кстати, расспросите его
Раздосадованный, Кентигерн удалился. Некоторое время Кирон слышал, как он говорил о чем-то с братом Себастьяном по ту сторону двери.
— Ну что, Кирон?
— Ну что, мисс Элике?
Они смотрели друг на друга, едва сдерживаясь, чтобы не броситься в объятия. О чем немедленно донесли бы дежурившие у замочной скважины.
— Значит, ты украл книгу из библиотеки моего отца. Во всяком случае, так я слышала. — Глаза же ее в это время говорили: «Спасибо, любимый, что защитил меня».