Журнал "Если" 1999, номер 11
Шрифт:
– Гнусная ложь! – завопил дядя. – Ты будешь утверждать, что сам это видел?
Но Кафф не уделил ему внимания.
– Станс резко дернул копье, и оно вышло из тела, но кисточки запутались в плаще Бруно, и тело выпало из плаща. Убийца тоже потерял равновесие и вынужден был выпустить копье, а у этого копья железный наконечник. Станс земляной червяк и не умеет плавать, поэтому он мог только смотреть, как копье падает в воду и тонет вместе с плащом. Но потом он подумал, что теперь все в порядке, улики лежат на дне,
Теперь Кафф повернулся и в упор посмотрел на дядю. Тот не выдержал и опустил глаза.
– Но ты сухопутник, Станс, и ты позабыл о груме.
– О груме? Груме? – тупо повторил Станс.
– Тогда грум еще не был в полной силе. Но шли дни, и вода становилась все плотнее и плотнее. Ты понимаешь, что это значит, Станс? Когда вода плотная, разные вещи всплывают на поверхность. – Он поднял свой мешок. – Например, глубоководные рыбы, или затонувшие лодки, или… – Кафф вытащил из мешка экспонаты и высоко поднял их над головой. – …плащи, в которых запутались копья. Удивительно знакомые копья и очень знакомые плащи. Церемониальный плащ Бруно. И твое церемониальное копье, предводитель!
И это был конец Станса.
Он взирал на улики в тупом изумлении, несомненно пытаясь сообразить, что же он упустил в своих молитвах и почему Великий Локс его оставил.
Я видел теперь, что у дяди не было даже понятия о морали, которую закладывают в нас бесчисленные поколения наших предков. Или, в случае дефекта памяти, мораль прививается правильным обучением, как это было с Дурочкой Мэй. Но Станса никто и никогда ничему не учил, поскольку мой дед, Иам-Эрнест, не желал признавать своего младшего сына ущербным.
Было ли это преступлением со стороны деда? Вероятно. Так или иначе, но Эрнеста нашли мертвым, с колотой раной в спине, что весьма примечательно.
Станс то ли спрыгнул, то ли свалился с постамента, и толпа торопливо расступилась, открывая ему дорогу. Люди отводили глаза, когда он ковылял к выходу – маленький, сутулый, никчемный человечек, чье недавнее, пусть и фальшивое, величие навсегда перешло в разряд воспоминаний. У двери к нему кинулся Триггер, но Станс отшвырнул сына, в последний раз продемонстрировав силу. Он распахнул дверь, и внутрь ворвался свирепый снежный вихрь.
Великая Стужа началась.
И Станс шагнул в нее.
Кто-то быстро захлопнул дверь. Лонесса обернулась ко мне.
– Теперь все в твоих руках, Харди. Настала стужа. Надеюсь, ты не ошибаешься насчет лоринов.
Кафф вперил в меня нехороший взгляд, совсем как в былые времена.
– Если ты знал, что Станс ущербный, то обязан был открыть эту тайну своему народу! Ты позволил нам подчиниться шарлатану. Это непростительно!
– Я не мог сказать. Кто-нибудь наверняка проболтался бы, а Станс, узнав об этом, успел бы подготовиться. Я ждал подходящего момента. Надо было застать его врасплох
Мелочи вдруг сложились воедино. Внезапное обветшание Стансова церемониального копья. Слова Уэйли на берегу эстуария, где лежали найденные улики. Предсмертные слова Уэйли, шепотом сказанные сыну. Странные взгляды, которые Кафф начал бросать на меня после того.
Как ни странно, выражение лица Каффа смягчилось, и он усмехнулся.
– Не хотел рисковать. Ты мог бы проболтаться в самый неподходящий момент.
Через секунду я почувствовал, что и сам улыбаюсь.
– Возможно, ты был прав.
– И запомни, – сказал он серьезно. – Это Иам-Мэй нас всех спасла. Какая гениальная идея – вот так взять и начать трясти скамью!
Он бросил восхищенный взгляд на Мэй, и я тут же смекнул, что к чему. Статус Каффа достаточно высок, чтобы предотвратить пересуды, если они с Мэй сойдутся. Что ж, прекрасно, так может пасть еще один барьер.
Мы спустились со скамьи. Нам следовало посовещаться, прежде чем снова обратиться к народу. К нашему народу.
– И все равно я не могу понять, – сказал Кафф задумчиво. – Почему твой отец не открыл Иаму правду о Стансе и не занял его место? Лично я так бы и поступил.
– Верность, – сказала Весна, которая присоединилась к нам. – Бруно всегда был верен всем и каждому. Включая меня.
– И хорошо же Станс ему отплатил, – напомнил Кафф.
– Станс не мог такого понять, он никому не доверял. Он не верил брату, не верил Харди, с подозрением относился к собственному отцу. Что за жизнь! Бруно говорил мне, что в обществе Станса всегда держится начеку. Но он не ожидал опасности в Носсе.
– Мне никогда не нравился этот подлый отморозок, – мрачно сказал Кафф.
В этот момент к нам присоединился заплаканный Триггер.
– А вы знаете, что значит быть другим, не таким, как все? И всю жизнь скрывать это? Мой отец знал. И он тоже хранил верность. Мне, своему сыну.
– Человек всегда может принять себя таким, какой он есть, – включилась Дурочка Мэй. – И извлечь максимальную пользу из того, что имеет.
– Но люди не дадут этого сделать, – огрызнулся Триггер. – Кому это знать, как не тебе?
Странно, как быстро выветривается эйфория…
Я стоял в огромном, мрачном, промозглом помещении среди множества людей, и многие из них ожидали, что я незамедлительно займусь спасением их жизней. Я преждевидел Великую Стужу, и был их законным предводителем, и должен был объяснить народу, что надо делать в подобной ситуации.
Мистер Мак-Нейл закашлялся, отгоняя дым от лица.
– Готов поклясться, ваши предки на нижних уровнях погибли не от холода и голода, а от нехватки кислорода. Нельзя ли что-то сделать с этими кострами?