Журнал «Если» 2010 № 2
Шрифт:
Рон спросил, что заставило меня искать такую работу.
— Сам не знаю, — ответил я. И тут же спохватился: вдруг люди не подумают, что я отношусь к своему делу легкомысленно. Неужели мне нужно казаться глупее, чем я есть на самом деле?
Тем не менее Рон с пониманием усмехнулся.
— Посмотрите на меня, Джей, — проговорил он. — Я хотел заняться полевой биологией, но у меня вдруг пошли хорошие отметки по математике, и на этом выбор карьеры завершился. В таких местах лучше платят. Глупо. Но и я не знаю, как это вышло.
Тут я изложил ему свое кредо: совершенно неважно, каким образом ты зарабатываешь себе на хлеб. Неужели я должен еще и наслаждаться работой? Ведь
Наверное, моя подружка оказалась слишком большой любовью в моей жизни, и я слишком рано забыл про себя… должно быть, в тот миг, когда увидел ее.
Когда действие наркоза ее лучистых глаз ослабло и я начал ощущать себя как личность, было уже слишком поздно. Я поступил на работу в Управление городского уличного хозяйства. Хотя чаще всего мне было до безумия скучно, я просто не мог позволить бросить все на свете, чтобы заняться изучением лишайников и печеночников.
— И это заставило вас обратить свой взор к Марсу? — спросил Рон.
— Забавно, не правда ли?
— Многие из нас стали марсианами по довольно несуразным причинам. Узнаешь — удивишься.
— Вы хотите сказать, что мы спасаемся от земной рутины? Но люди здесь, наверху, похоже, занимаются теми же делами, что и там, внизу. Я — исключение. Не имею ни малейшего представления о том, что мне надлежит делать.
— Возможно, не только вы. Кстати, а вы не в курсе, сколько человек занимали вашу должность за тридцать земных лет? Нет? Так я вам скажу. Шестнадцать. Шестнадцать человек получали эту работу, а потом расставались с ней, скорее всего, не по собственному желанию. Мы, люди сторонние, не знаем, что происходит в Городском управлении, однако согласитесь: шестнадцать человек за последние тридцать лет — это о чем-то говорит, правда? Может, дело это оказывается настолько мерзким, что людям становится муторно и они рады освободить место. А может, просто никто не хочет щелкать кнутом. Не исключено также, что дело хорошее, но сложное, а значит, просто ждет своего человека.
— Но что если меня отошлют обратно?
— Обратно? С Марса? После того как вас доставили сюда? Отослать человека назад на Землю — на какие шиши?
Он рассмеялся.
Зато выставить с работы — легче легкого, как я понял.
Итак, я стал марсианином.
Рон отвел меня в Инженерный корпус, где мы остановились на пористой дорожке между солнечными батареями, рассматривая розовое небо и сложные конструкции обратной стороны купола.
— Как видите, купол состоит из прозрачных и непрозрачных участков, и магнитная экранировка играет такую же важную роль, как стекло и металл. Магнитное поле даже чуть светится. Рамы из титанового сплава, в которые вставлены прозрачные панели, покрашены и как бы исчезают на фоне дневного марсианского неба. Однако, как можно заметить, они остаются на месте. Если гулять здесь по ночам, получается, что звезды мерцают, угасая на долю секунды. Людям нравится это зрелище. Они прохаживаются здесь вечерами, и если видна Земля, она также моргает им, пропадая за одним из переплетов крыши. Словно крохотный голубой глазок. Детская забава, конечно, но у людей это давно вошло в привычку.
— То есть здесь, наверху, много думают о Земле?
— Ну вот, вы и выдали себя!
— То есть?
— Словами «здесь, наверху». А мы здесь говорим — это «внизу», а Земля «наверху». Не так, как вы, новички.
— Да. Мне до сих пор представляется, что Марс — в небе. А Земля… что ж, Земля остается Землей.
— Не стану спорить!
Прежде чем Рон успел передать меня очередному провожатому, я спросил у него, имеет ли он какое-нибудь представление о характере моей будущей работы.
— Чтобы ответить на этот вопрос, следует определить, что такое — эта самая эффективность, — проговорил он.
— Для инженерного персонала подобные расчеты сделать несложно.
— Не сказал бы… Вот смотрите: ошибки неэффективны. Однако мне иногда кажется, что эффективной можно считать такую систему, которая позволяет людям их совершать. Если ты не делаешь ошибок, то не учишься. А о какой эффективности может идти речь, если она не позволяет тебе постигать новое?
А есть ли способ эффективно учиться работать? — размышлял я. Откуда мне знать?
К пятому дню я уже стал забывать, кто именно и что говорил, кто и на что намекал, кто и кому предлагал ту или иную идею. Я ощущал себя в растерянности… полной растерянности. Пусть по земным масштабам марсианский Куполоград и невелик, но мне достаточно было просто завернуть за угол — куда меня уносила нелепая по здешним меркам широкая земная походка, от которой я уже мечтал избавиться, — и я оказывался в совершенно неправильном месте. К счастью, я познакомился с местными жителями довольно поверхностно — скажем так, не слишком эффективно, — чтобы попасть в ложную ситуацию, впутаться в какое-нибудь частное недоразумение; и все, что я делал, носило безличный и официальный характер: просто блуждания землянина, потерявшегося в крохотном уголке Марса, хаотичные плута-ния невежественного новичка. У здешних улочек не было особых причин вытягиваться по прямой линии, что только добавляло путаницы: Куполоград расползался от центра не по плану, а постепенно вырастая. И я все время оказывался не там, где хотел, приучая себя не слишком удивляться этому.
Впрочем, на это, пятое, утро я вошел в парк Притхиви, где увидел сценку, повергшую меня в полное недоумение. Перед моими глазами предстало зрелище столь нормальное и обыкновенное, что оставалось только гадать, почему оно показалось мне странным.
Две кудрявые девчушки, одна — в легком зеленом платьице, другая — в ярко-желтом сарафане, сидели на детских стульчиках за раскладным столиком. Должно быть, они играли в какие-то свои девчачьи «гости». Одна из девочек разливала воду из небольшого белого чайничка по крохотным чашкам. Обе казались полностью довольными приятной игрой под синим небом.
Синим?
Я в недоумении поглядел наверх. И тут услышал голоса. Насторожившись, я различил следующие слова:
— Ну, хорошо. Теперь, когда ты меня слышишь, можешь ли ты объяснить, какого черта здесь делаешь?
Я узнал голос, доносившийся из недр парка: говорила Рода Дэвис, работавшая в Территориальном управлении. Я уже успел познакомиться с ней.
— И что же, по-твоему, я сейчас делаю? — отвечал некто, скрытый в тени деревьев.
— Небо разрисовываешь, вот что!
— Верно, — ответил некто. — Именно так, ты права.
Сделав несколько шагов в сторону говоривших, я увидел старину Эдди наверху колесной подъемной платформы. Опорные стойки были почти полностью сложены: наверное, он опустился, чтобы поговорить с Родой. Эта часть купола не отличалась большой высотой — деревья выбирались из карликовых разновидностей, — и Эдди нужно было подняться на десять-одиннадцать метров, чтобы добраться до внутренней поверхности купола.
Наверху платформы находился легкий малярный агрегат с валиком шириной метра в полтора. Однажды я попробовал поработать с таким и нашел, что он прекрасно сбалансирован. Даже ребенок мог без труда сделать широкий мазок — как и отставной старикашка, чья утренняя гимнастика включала сидение на скамейке в парке и подъем чашки весом аж в сто пятьдесят граммов.