Журнал Наш Современник №12 (2002)
Шрифт:
Вот теперь Ельцин ушел. Встал и ушел. Попросил все вещи до завтрашнего утра вынести. Обещал здание на Ленинградском проспекте под фонд Горбачева, машину бывшему президенту оставил и пенсию определил. К лирике склонен не был.
Когда он вышел в дверь, сухо попрощавшись, Горбачев, вытирая слезы, попросил оставить его одного. Очень даже кстати попросил. Они про свои дела порешили, а про Тыковлева ни слова. Хороши гуси!
Тыковлев наддал ходу, догоняя Ельцина. Тот продолжал двигаться по коридору в прежнем темпе, явно делая вид, что не слышит торопливых шагов у себя за спиной. Надо ему теперь прислушиваться к чьим-то шагам! С этого часа он самодержец всея Руси. Он победил!
С трудом Тыковлев поравнялся с Ельциным. Тот бросил
— Какие-либо вопросы остались?
— С Михаилом Сергеевичем все ясно. Он расстроен, как вы понимаете, попросил остаться один, чтобы ему не мешали.
— Пусть останется, — равнодушно заметил Ельцин. — Как человеку я ему сочувствую, но как политика не уважаю. Не уважаю, — мрачно повторил он.
— Я, собственно, не за этим, — нерешительно начал Тыковлев. — Мне тоже надо определяться. В развитии демократических процессов есть и мой вклад. Я не хотел бы отходить от политической деятельности.
— А я так понял, что вы вместе с Горбачевым в его фонде трудиться будете, — поглядел на Тыковлева Ельцин.
— Может быть, но я еще этот вопрос для себя окончательно не решил, — заторопился Тыковлев, давая понять, что ждет других предложений.
Коридор через десяток метров заканчивался. Того и гляди, нырнет Ельцин в лифт, и все, след простыл. Ищи следующего случая.
Ельцин на минутку остановился.
— Если хотите, можете приватизировать свою дачу. По остаточной стоимости, — добавил он после некоторой паузы. — Я скажу управляющему делами. Может быть, со временем подберем вам работу в идеологической области. Пока пишите. С публикациями поможем. До свиданья!
* * *
С тех пор, как спустили над Кремлем красный флаг, Тыковлева не покидало чувство неприкаянности. Кабинета в Кремле не стало. С утра иногда ходил по городу, посещал митинги, выступал. Ему хлопали. Впрочем, хлопали и другим ораторам, которые, на взгляд Тыковлева, несли полную околесицу. Он быстро понял, что серьезные люди сейчас на митинги не ходят. Делом заняты. Делят кто государственные должности, кто собственность. Кто сматывается из страны в погоне за длинным рублем.
По-прежнему приглашали в посольства. Раньше ходил редко. Теперь стал ходить чаще. Хоть людей увидишь и сам покажешься. В посольствах — полная смена декораций. Решительные и хамоватые депутаты Верховного Совета РСФСР, никому доселе не известные сотрудники институтов, именующие себя политологами, подозрительного вида президенты и генеральные директора самых неслыханных российских компаний, с ними накрашенные девицы вольного поведения в норковых и собольих шубах.
Разговор один: Россия возвращается назад в цивилизационный клуб, мы теперь стратегические союзники с вами. “Вами” — в зависимости от места коктейля и обилия выпивки — может означать все что угодно, от США до Туркменистана. Ну и, разумеется, шепотом: как обеспечить стабильность новой демократической власти. Сидит она непрочно, министрам-демократам страшно, денег нет, по стране пошел развал. Обещали план Маршалла, да что-то не торопятся. Дайте, дайте поскорее денег, кредитов. Иначе нам хана!
Денег, однако, не дают. Красивая и любезная, украинской внешности канадская послиха на прекрасном русском языке объясняет гостям, что Россия очень богатая страна. Если хорошо поискать, то деньги обязательно найдутся. Надо только нагнуться и поднять их с земли.
— Да, да, — согласно кивает ей директор одного из институтов Академии наук по имени, кажется, Тотошин. Он сейчас у Ельцина на роли главного эксперта по разоружению. — Но чтобы поднять с земли деньги, надо уметь это сделать. Мы пока не научились. То, что в стране еще ездят трамваи, течет вода из кранов и в домах есть свет — всем этим, мадам, мы обязаны красным директорам. Их надо срочно купить! Их немного, тысяч двадцать — двадцать пять. Оставим в их руках заводы, в том числе и военные. России на всех хватит. Мы все равно не в состоянии
— Но это же огромный риск, — делает круглые глаза канадка. — Они же коммунисты!
— А кто здесь, в этой стране, из годных на что-то людей не коммунист? Я тоже был коммунистом. Вот перед вами Александр Яковлевич. Он был чуть ли не самым главным коммунистическим идеологом. А без него демократической революции не было бы. Загадка русской души!
Тотошин со свистом отпивает крупный глоток виски и тянется за вареной севрюжинкой.
— Закуска у вас отменная, — радостно смеется он, чавкая полным ртом. — Так вот, возвращаясь к теме, хотел сказать, что Борис Николаевич, видимо, решит включить в демократический процесс и красных директоров. Силаев сейчас этим занимается. Уверяю вас, что опасности в этом никакой не будет. Социальная база революции только расширится.
— О’кей, — кивает головой канадка, с ужасом наблюдая, как быстро сметают с ее столов расставленную снедь. — Извините, я покину вас на несколько минут. Мне надо распорядиться на кухне.
— Пора, пора распорядиться, — подмигивая одним глазом Тыковлеву, соглашается Тотошин и, проводив хозяйку взглядом, добавляет: — Тут добрая половина гостей за тем только и пришла, чтобы пожрать на халяву. Особенно эти наши аналитики и политики. Ух, голодные! Сейчас все сметут и на следующий прием двинут... Глядите-ка, никак господин Харт сюда припожаловал. Вы его знаете? — оживился он.
— Не знаю. Кто это? — нехотя поинтересовался Тыковлев.
— Западный немец. Он у них бывший директор или президент какой-то федеральной службы. То ли по статистике, то ли по патентам. У них сейчас все отставники на Восток двинули. Кто в бывшую ГДР, кто к нам. Советниками при нашем президенте или, на худой конец, при министрах просятся. Ну и этот тоже надеялся. Все же первый немец такого калибра. Походил, походил по коридорам. Американцы его заметили и к себе в посольство вызвали. Зачем, мол, прибыли, чего затеваете? Он им, значит, стал объяснять. Но американцы — ребята крутые. Послушали и говорят: “Проваливай отсюда, и поскорее. Советовать тут будем мы. Знаем, чего советовать и куда пароход направлять. Без сопливых немцев обойдемся. Россией мы руководить будем, а не канцлер Коль”. Ну, Харт, естественно, перепугался. Простите, говорит, извините. Вы меня неправильно поняли. Я на Россию не претендую. Мол, вполне достаточно будет и одной какой-нибудь области. Калужской или Владимирской, или еще какой. На том и поладили. Отпустили немца с миром. Он сейчас во Владимире сидит и что-то там советует. Своих людишек заодно к владимирским заводам пристраивает. В Москву редко наведывается. Зато как приедет, обязательно что-нибудь интересное скажет. Американцам он обиду запомнил. Пойдем, послушаем.
Харт стоял в дальнем углу комнаты в окружении полудюжины корреспондентов и темпераментно жестикулировал.
— Господин Харт, — пристал к нему корреспондент “Франкфуртер Альгемайне”. — Оставим в стороне эти ваши примеры удачной кооперации наших фирм с русскими. Все это выглядит, согласитесь, весьма скромно и малоубедительно. Ну, начали они делать вместе с нами каких-то шоколадных Дедов Морозов в городе Урюпинске. Ну, передали вы им технологию производства пружинных матрасов. А то они сами не знали, как их делать, — усмехнулся корреспондент. — А все же главное-то другое. Они за несколько месяцев потеряли половину объема своего промышленного производства. Это национальная катастрофа. В киосках есть, конечно, импортный товар, но у русских нет денег, чтобы покупать его. А сами они скоро вообще ничего производить не будут. Все какие-то финансовые схемы, спекуляции, банковские аферы. Сколько это будет продолжаться? А вдруг грянет взрыв? Кто за это будет отвечать? Что вы им там советуете, а если советуете, то слушают ли они вас? Почему они только воруют и ничего не создают?