Журнал Наш Современник 2001 #1
Шрифт:
Напротив, евразийский континент призван отстаивать “принцип реальности”, противопоставляя его атлантическому “принципу удовольствия”. Реальность континента — это огромные природные ресурсы и, если брать Индию и Китай, несметные трудовые ресурсы.
Что касается России и новых индустриальных государств АТР, то особым экономическим шансом является дешевая, но при этом высокообразованная и квалифицированная рабочая сила. Сочетание гигантского природного и человеческого капитала — вот основа физической экономики континента, противостоящей паразитарной экономике глобальных финансовых спекулянтов.
Главный вопрос здесь — является ли физическая экономика, по высшему счету культуры, архаичной или, напротив, суперсовременной. Я
И здесь натурфилософской школе предстоит напрямую столкнуться с мастерами виртуального жанра — многочисленными создателями “интеллектуальной ренты”, позволяющей многократно завышать цену тех поделок и суррогатов, которыми Запад, “полезный промысел избрав”, удовлетворяет “вкус голодный” наивных современных туземцев, отдающих за “престижные” безделушки реальное богатство. Создатели современной “интеллектуальной ренты” в большинстве случаев не имеют никакого отношения к тем
подвигам творческого воображения, которые обеспечили научно-технический взлет классического модерна. Фундаментальная фаустовская пытливость, проникающая в тайны природы, давно подменена манипулятивной изворотливостью, питающей уже не природу, а неустойчивую психику современников.
Надо сказать, современный спекулятивный тип буржуа основательно раздружился с исследовательской сферой фаустовского типа, предпочтя ей альянс с сонмищем дизайнеров и имиджмейкеров, назначение которых — подсунуть потребителю плохой товар в сверкающей упаковке. Напор на этот альянс снизу, со стороны возмущенных потребителей и добросовестных производителей, еще недостаточен для его сокрушения. Для того чтобы выиграть битву с виртуальным миром, необходимо размежевание в стане творческой интеллигенции. Той ее части, которая еще сохранила фаустовский порыв и настоящую профессиональную этику, предстоит отстаивать действительно научное знание от напора новой магии, обслуживающей чародеев манипулятивной индустрии образов и тех, кто с мазохистским сладострастием отдается им в руки.
Будущая натурфилософская школа создаст свой культурный стиль, характеризующийся неприятием всего искусственного — и в продуктах повседневного спроса, и в человеческих отношениях, и в экономических и политических практиках. Адептами этой школы станут все те, кому внушают отвращение манипуляторы и “кукловоды”, кто дорожит трезвостью своего сознания, своим здравым смыслом и достоинством. Ибо современная манипулятивная индустрия покушается одновременно и на наше здравомыслие и на наше достоинство, так как в основе ее лежит тезис о том, что у не принадлежащих к избранным достоинства быть не должно.
Здесь противостоят друг другу две антропологические категории: здоровая чувственность, взыскующая подлинного контакта с миром, и чувственность декадентская, неврастеническая, жаждущая наркотических эффектов и самообмана. Первая тяготеет к светлому космизму, к природе как источнику всего гармонического и достоверного; вторая — к виртуальному миру, создающему наркотические эффекты.
новых технологий.
Энергетика фаустовского творческого порыва связана с волновыми импульсами культуры — мерцаниями и вспышками тех
Попробуем уточнить понятие интеллигенции, которое сегодня стало бранным словом в устах разного рода функционеров и утилитаристов. Интеллигенция — это слой людей, профессионально связанных со сферой духовного производства и подчиняющих свою деятельность следующим принципам:
а) служить истине; полезность — это то, что неизменно сопутствует истине, но только как результат, а не как замысел;
б) ценить неформальное призвание собственного профессионального сообщества выше всех официальных статусов, наград и почестей;
в) давлению и стереотипам современности противопоставлять классическую традицию, взятую в сообщники против требований конъюнктуры. В каждой сфере духовной деятельности есть своя классика, остающаяся высоким эталоном и источником моральной сопротивляемости;
г) в философском смысле быть “реалистом”, а не номиналистом: объяснять частное на основе целого (общего), а не наоборот.
На последнем пункте стоит остановиться особо, ибо именно он может вызвать наибольшие возражения. Дело в том, что точное знание своим рождением обязано отступлению от максималистских принципов традиционной мудрости: вместо того, чтобы начинать с постижения целого, фаустовская наука предпочитала сводить сложное к
простому, целое к частям, живое к неживому. Эта игра на понижение — рационалистический редукционизм, дала свои результаты, но издержки оказались велики: омертвление природы, приведшее к экологическому кризису, утрата целостности восприятия, ведущая к бесконечному дроблению знания, теряющему общий горизонт, иссякание потенциала фундаментальных идей.
Лечить эту болезнь западной науки можно, только обратившись, с одной стороны, к заветам античной классики, с другой — к наследию великой восточной мудрости. Античное знание, до его кризиса в позднюю эллинистическую эпоху, ставило общее впереди отдельного, скрытую сущность — в основу явлений. В платоновской парадигме речь шла об идеях, первичных по отношению к эмпирическим вещам и явлениям, в аристотелевой — о формах, организующих материю. Перед нами, собственно, кредо научного фундаментализма, требующего и сегодня идти в глубь явлений и именно там находить их скрытую общность — онтологические универсалии.
Тароватая культура позднего модерна решила эксплуатировать явления в розницу — не дожидаясь уяснения их общего фундаментального смысла. Это дало свои конъюнктурные результаты, но именно сегодня пришла пора расплачиваться за эту конъюнктурность. Ставшая предельно хрупкой, природа немедленно реагирует на неумеренную
эксплуатацию со стороны знания, не заботящегося об общих предпосылках и последствиях, в форме участившихся сбоев и кризисов.
Прежде, когда естественный потенциал природы еще не был растрачен, даже грубые технологии могли давать приемлемые результаты. Сегодня для получения сходных результатов требуются куда более рафинированные подходы и напряженные усилия.