Журнал Наш Современник 2009 #1
Шрифт:
От такого ехидства все в нем перевернулось, но сдержался, промолчал, забрался в кабину и поехал на Алешню мыть трактор. Мыл не спеша, сожалея, что трактор этот не возьмешь с собой в Сычи, придется Коляне передать по наследству. Нет, трактор Бунтову не жалко, жалко бросать начатое дело. Возвращаясь с Алешни, он решил сразу отогнать "Беларусь" Фролову, но на въезде в слободу заметил красный пуховик Марьяны Половинкиной, семенившей по порядку с какими-то бумагами. Половинкина увидела трактор Бунтова издали и махнула Андрею: мол, остановись, дружок! Бунтов затормозил, выглянул
– Чего хотела-то, Марьяна Кирилловна?
– Поговорить надо… - настойчиво сказала она и затоптала папироску. Бунтов, как школьник, встал перед главой администрации, в последний
момент сообразив, что этого делать как раз и не надо бы.
– Жалоба на тебя, Бунтов, поступила!
– начала отчитывать Половин-кина.
– Хотя теперь ты лицо в нашей слободе значительное, но и тебе необходимо задуматься о своем поведении!
– Ну, и кто же жалобщиком оказался?
– Сам знаешь кто! Возвращайся к Валентине, она вся слезами изошла, через день в церковь ходит, день и ночь молится за тебя, вся извелась. А Роза - рисковая баба, ей терять нечего. Намучаешься с ней, уж поверь мне! С Валентиной-то ходил чистый, ухоженный, а теперь, погляди, на кого похожим сделался?
– А вот это, дорогая Марьяна Кирилловна, тебя не должно волновать! И нечего на жалость давить. Не нуждаюсь!
Даже не попрощавшись, Бунтов запрыгнул в кабину и с места по газам. "Адвокатша нашлась, нос свой везде сует!
– бушевал и ругался Бунтов в душе на Половинкину.
– Сидишь в своей конторе и сиди, нечего людей сплетать!"
Валентина ожидала чего угодно, но только не "милости" Бунтова, когда увидела огород вспаханным. Это надо до чего снизошел, что называется, - расщедрился! Она попыталась равнодушно принять его жест и все-таки не смогла. А тут еще Половинкина стала приставать.
Я бы на твоем месте и минуты не ждала, не дала бы мужику очухаться! В тот же день привела его назад! А ты все чего-то гордую из себя строишь!
– всякий раз горячилась Марьяна, закуривая папироску, словно муж ушел не от Валентины, а лично от нее.
Валентина же отмалчивалась, краснела да пускала слезу, обещала сходить и забрать Андрея, но никак не могла побороть в себе обиду и гордость, не могла первой пойти на уступку, не могла унизить себя - и от этого еще больше страдала. В первые дни была мысль позвонить сыну, нажаловаться на отца, но и это не смогла сделать. Не могла побороть себя, признаться в том, в чем стыдно признаться даже постороннему человеку, а не только взрослому сыну. Была, правда, мысль поговорить с Мариной, но та вот-вот должна уйти в декрет - волновать не хотелось.
Все открылось в следующие выходные, когда, как показалось, ни с того ни с сего приехала дочь с семьей. Марина сперва принялась делиться с матерью женскими секретами и могла бы, наверное, говорить о собственном положении и предстоящих родах бесконечно, но тут вернулся с улицы Павел и сразу попросил вазу для букета из красно-оранжевых рябиновых ветвей:
– Все-таки красиво в сельской местности! Природа - загляденье. Сейчас за огороды вышел - и дух захватило! Поле вспахано до горизонта, а вдалеке трактор-красавец кораблем плывет по нему! Николаич,
Он и старается… - растерялась Валентина.
– Они с Фроловым по очереди через день влепились работать.
Когда собрались за стол, Марина спросила:
– Отца-то будем ждать?
– Без него можно… Его дотемна прождешь, а вы с дороги!
За столом долго не рассиживались и вскоре разбежались кто куда: Да-нилка подсел к телевизору, Марина с матерью принялись за посуду, а после занялись в кухне тестом, решив завтра напечь пирогов. Павел вышел к машине, а как стемнело, вернулся и, заглянув в кухню, спросил у тещи:
– А где "Беларусь"?
– К Фролову отец отогнал, чего-то чинить собирались… - в очередной раз отговорилась Валентина и совсем расквасилась, не в силах более обманывать.
Когда Павел ушел к сыну в комнату, она неожиданно уткнулась в фартук, начала всхлипывать, а Марина сразу заволновалась, даже с табуретки поднялась:
– Мам, случилось, что ли, чего?
– Вот именно - случилось… Отец-то ушел от меня, у казашки скрывается!
Ну и дела!
– прихлопнула розовыми ладошками Марина.
– И чего же ты раньше молчала? Сразу бы позвонила, раз такое дело!
– Все думала - вот-вот образумится и вернется, а он, видно, и не думает. Да разве с ним поговоришь… Уж на что Половинкина жох-баба, но он и ее шуганул. Как с цепи сорвался - никого слушать не хочет!
– Ничего - нас послушает… Мы сейчас с Павлом сходим за отцом, как бычка на веревке приведем!
– Да уж ладно, не выдумывай - срамиться пойдете!
– И пойдем!
– начала заводиться Марина и крикнула мужу: - Паш, одевайся, пошли за отцом!
– Чего, у него ног, что ли, нет?
– не понял Павел просьбу, потому что все еще ничего не знал о тесте.
– Ноги у него только в одну сторону ходят! Он ведь в другом доме живет, маму бросил!
– Я-то при чем?
– Не ходи, не ходи - сама пойду, если уж мужики такие дружные!
– чуть ли не в истерике закричала Марина и позвала сына: - Данилка, пошли, мой хороший, за дедушкой!
Они в две минуты собрались, вышли на улицу, а Валентина, не закрывая за ними, вернулась в дом и залилась слезами, совсем растерявшись от навалившихся переживаний и стыда.
Зато Марина, нисколько не смущаясь, за пять минут дошла до Розино-го дома и требовательно дукнула кулаком в раму. Не сразу, но в доме зашевелились, а вскоре и входная дверь скрипнула, а из веранды раздался несмелый голос хозяйки:
– Кто там?
– Родственники!
– пошутила Марина, хотя ей в эту минуту было совсем не до шуток.
Дверь приоткрылась, и в темном проеме показался женский силуэт:
– Андрея Николаевича нет…
– Прячешь, что ли?
– Он позавчера уехал в Сычи… На похороны брата…
– Смотри, если врешь!
Она молча вернулась и, не хуже матери, неожиданно разрыдалась: Ну что это за жизнь такая? Что происходит, если мы хуже диких зверей стали! Даже те заботятся друг о друге, помогают, а мы… - сквозь слезы приговаривала она, и Валентина кинулась уговаривать дочь, еще не зная настоящей причины ее слез, даже укорила, видя, что дочь вернулась без отца: