Журнал Наш Современник №6 (2002)
Шрифт:
9 мая 1945 г. Знаменательный день. Сегодня капитулировала Германия. Войне конец. Возможно и даже очень, что будет война с Японией. До каких пор народ будут бить?! Кто?..
Я только сегодня приехал с подсобного. Боролись с картошкой. Утром поднят был Борькой Черниковым, который сдернул с меня одеяло и с криком: “Победа! Конец!” начал прыгать вокруг меня.(...)
22.5.45 г.(...) Мы с Борисом Гуляевым соригинальничали. У меня осталась его книга “Смерть после полудня” Э. Хемингуэя**. Я ему катанул, чтобы он подарил мне ее. И вот приходит письмо, где записка: “На память о долгой дружбе... и т. д.” Это из Владивостока, правда, цензура замарала название этого города.
С этой войны слова новые появились, которые в большом ходу: барыга, ксивы (документы), шансы (деньги), крохобор, прохаря (сапоги), хлебушко и многое другое. Такие выражения: “будем посмотреть”, “еще тот”, “война спишет”; про что-нибудь хорошее, прочное говорят: “Миколаевское”.
6.10.45 г. Настроение переменное. Уже 2 дня не хожу на занятия. Причина незначительная, пустячная и (для многих) смешная — не в чем. Начались холодные ветры, изредка снег, у меня же “костюм” из “чертовой кожи”. Ни телогрейки, ни пальто. Когда бежишь из техникума, зубы выбивают дробь и сам дрожишь всем телом, какие усилия ни прикладываешь... И как здорово эти мелочи влияют на характер! Как ни крепись, а когда вспомнишь, что никаких предпосылок к лучшему нет, в груди накипает какая-то злость, какая-то неуравновешенность и нередко нетерпеливый жест, скрип зубовный и взгляд выдают. Как держаться? Я в среде обеспеченных, т.е. таких, которые имеют несколько смен, которые имеют несколько костюмов, имеют хорошее питание. Вообще обеспеченные. И многие хвастаются своими успехами в том или другом отношении. Чувствую, что у меня бы на их месте вышло лучше — и становится горько. И как приятно чувствовать, что тебя уважают. Спуску я не дам никому, это знают, и это почти единственный способ оградить себя от насмешек. (...)
31.10.45 г. Я был сегодня весел. Смеялся, шутил, не часто такое веселье бывает. Занятия кончились. Комитет собрался. На повестке “Прием в члены и пр.” сказал Костюк. Зачитал мою анкету, заявление, я рассказал в 15 словах автобиографию. Посыпались вопросы. Что я сделал?! Я молчал! Я молчал, смотря в окно. Как я еще молод, какой еще птенец! Не могу отстаивать свою правоту. Я знаю устав комсомола. Меня его спрашивают. Я прищурил глаза, какой-то комок подкатил к горлу. Все сидят нахмуренные, серьезные. Я их знаю каждого как свои пять пальцев и думаю — “нет из вас ни одного комсомольца!” Комсомолец знает устав и точно его выполняет. Не знает устава из них 50 процентов, а не выполняют его все. Мне ли не знать обязанности комсомольца?! Я об этом думал много. Когда задают вопрос об обязанностях комсомольца — я молчу. Потом краснею, прошу заявление, анкету, выхожу из кабинета и рву их. Позор! Настроение ужасное. Я дрожу. Сел играть с чемпионом техникума — Найденовым. И фактически обыграл — десница Божия помогла... На улице — грязь, лужи. Видели бы меня, когда я шел не разбирая дороги, разбрызгивая воду и сквозь зубы бормотал Устав ВЛКСМ. Шаг был парадный, взгляд орлиный, брюки и пальто в грязи. Сейчас смеюсь. Не часто бывает так. Пришел домой в 12.30. Мама открыла и сразу почувствовала что-то. “Деньги брал с собой? Карточки потерял? Двойку получил? Опять мат поставили?” — посыпались вопросы. Долго уснуть не мог. Почему нет друга — простого и хорошего?(...)
7.11.45 г. Как остаешься один, мыслишки лезут в голову и начинается эта самая хандра. Пушкин сказал: “Причина скуки — размышленье”. Эту истину на себе испытываю и я. Друзей нет. Нет друзей. Что такое: или я слишком разборчив, или их вообще не может быть? Плохо без друга, без хорошего, понимающего. Без друга плохо. Пока нет возможности иметь друга. Я — беден. Все вокруг в этом отношении лучше меня. Порой я сам себя уверяю в своей значительности и на самом деле значительнее многих. Этого сказать никому не смогу, а только сам с собой.
Теория (забыл чья), Лябурдоннэ что ли. Количество материи в природе невоображаемо огромно. Материя не возникает и не исчезает. Поэтому количество ее имеет какие-то границы. Человек, камень, дерево, Земля, Солнечная система есть воплощение материи, плод ее комбинаций. Через б е с- к о н е ч н о е количество времени возможна такая комбинация, когда Я явлюсь еще раз. Я буду вторым воплощением материи. Не верится, но хочется верить, если принять понятье о бесконечности.
Какая тоска, просто жуть. Сегодня бы выпил, что называется, но водки негде достать. К тому же кончился табак. Сейчас бы табачком глушил всю мелочь, всю дрянцу души...
10.11.45 г. (...) Мечта моя — стать писателем. Это ужасно трудно, это почти недосягаемо для меня, провинциального парнишки из захолустного сибирского городка. Я верю, что писать смогу, надо большое хотенье и учиться, учиться. Как было бы хорошо, если бы не было войны. Сейчас я бы уже учился на первом курсе университета...
12.11.45 г. ...Я шишковал. Я был измучен, голоден, живот и руки были в царапинах, пот щипал тело. Я шишковал с пожилым уже кержаком. Он — уроженец здешних мест, типичный деревенский парень, даже больше. С него бы писать портрет первого сына в крестьянской семье. Тело его имеет какое-то странное положение: ноги полусогнуты, корпус в пояснице согнут, руки опущены и висят, точно плети, болтаясь. Длинная шея вытянута, и
13.11.45 г. Исполнилось уже более 4-х лет, как я веду дневник. Одна из первых записей была 22 июня 1941 года, т.е. в первый день войны. Записывать в дневник — уже привычка, иногда только подолгу не пишешь по разным причинам. Милый друг! Как часто я приходил и одному тебе свои мысли передавал. Записав накипевшее на сердце, чувствуешь какое-то облегчение. Не знаю, какими побуждениями руководствуются другие, пишущие дневник. Дневник — моя правда. Писать неправду — лгать самому себе. Прочитав дневники своего погибшего друга Петьки, нахожу, что он писал не очень хорошо, даже плохо. Регулярно, каждый день перечисляются мелочи и мелочи. Кто его знает, почему он мысли не записывал. Иногда я, прочитывая старое, любуюсь фразой, построенной пусть не вполне правильно, но сносно. Иногда же опасаюсь стать фразером и требую от себя больше простоты. И есть у меня одна мечта...
Эту мечту я затаил очень давно, когда еще только узнавал необходимое, когда первый раз брал в зубы папиросу, когда просиживал ночи над Верном, Лондоном, Купером, Дюма и проч., и проч. Эту мечту я даже себе с затруднением могу передать, т.е. записать в дневник. Моя мечта — стать писателем! Не знаю, что будет дальше, но сейчас я только и представляю себя им в 60 лет с томиками и фамилией поперек переплета...
14.11.45 г. ...Вчера вечером, очень поздно слушал по радио стихотвор(ения) Есенина*. Чтец — замечательный. Я — приподнялся с постели и, вытянув шею, слушал. Какая прелесть! Скоро будет вечер вопросов и ответов. Задам же я задачек нашим профессорам!
Уже рву 45 кг правой рукой и с двухпудовкой встаю.
Читал Достоевского. Удивительно точно раскрывает душу, вернее, объясняет герою его поступки и, сообразно поступкам, мысли. Сегодня днем навязалась мысль — просто не находил места, думал о фразе: “Остановись, мгновенье, ты прекрасно”. Сначала вспоминал, чьи это слова. Остановился между Гёте и Пушкиным и все еще не могу вспомнить, чьи именно. Потом о смысле. Ведь это кричит человек, у которого в жизни действительно было такое мгновенье, до того хороша фраза. Я раздумался о себе. У меня не было такого мгновения — и будет ли? (...)
19.11.45 г. В субботу был на вечере. Слушали лекцию на тему “Атом”. Сейчас вообще по всему миру слушают лекции, доклады, копаются в книгах, университетских записках, отыскивая материал об атоме, его строении и пр. Причина — изобретение атомной бомбы. Это — страшнее динамита, иприта, огнемета и “катюши” вместе взятых. Чорт побери — лучшие творения человеческого ума обращаются против него же. Как далеко до коммунизма! Очень много (почти все) людей, которых я знаю, рвачи, карьеристы и, сколько слов ни подбирай, все они сволочи и гады. Конечно, они себе и другим не кажутся таковыми и не понимают своей низости, и теперь такое время, фаза, но к чему врать самим себе, к чему судить с пристрастием о делах вокруг них. Печать кует деньгу и пишет не обо всем и не так, как надо. Если бы уже сейчас большинство людей жило “с Лениным в башке”, то я бы еще увидел коммунизм. Сейчас люди живут с рублем в зубах. Война отражается регрессивно на среднем народе и тем более на низах. Люди за войну стали неврастениками, большинство истощено от долгого недоедания, нравственно пали.