Журнал Наш Современник №7 (2002)
Шрифт:
— Это ничего, что я пьян?
— О, это еще и лучше!
Я достаю бутылку коньяка, его жена подает русские пельмени. Мы читаем стихи, спорим о поэзии вообще и о Ю. Кузнецове в частности.
Но вот В. В. берет гитару.
— Вы любите Станислава Куняева?
Это прозвучало просто и естественно, как, например, “вы любите Пушкина”? И он начинает петь Ваши стихи, сам себе аккомпанируя на гитаре. Я что-то неловко подпеваю...
Прошло четверть
И вот его не стало. И хочется мне, разделяя Вашу скорбь, сказать как другу его: все эти годы (а мы немножко и переписывались) я испытывал к В. В. самые добрые, самые почтительно-уважительные чувства. Одно меня смущало. Это отстраненность его от Церкви и Бога. Но, может быть, я ошибаюсь. Кстати, как он умер? Со священником? С исповедью и Причастием? Расскажите, пожалуйста, о его последних минутах, о его последних словах...
Да помянет Господь душу раба Своего Вадима в селении праведных. Я молюсь за него.
Искренне Ваш Игорь Федоров”.
Итак, был ли Вадим Валерианович человеком верующим? Не знаю, несмотря на его собственные признания о разговорах с Бахтиным. Утверждать не могу. На мой взгляд, скорее он был стоиком, убежденным в том, что религиозное призвание человека в постоянном исполнении своего земного долга. Несмотря ни на какие враждебные человеческой судьбе обстоятельства жизни. Много раз при мне он повторял:
— Что делать, Стасик, человек смертен, его жизнь — неизбежная трагедия, но надо до конца бороться с судьбой.
В этом смысле он был человеком, скорее, тютчевского склада:
Боритесь, о други, боритесь прилежно,
Хоть бой и неравен, борьба безнадежна! —
Пускай олимпийцы завистливым оком
Глядят на борьбу непреклонных сердец.
Кто, ратуя, пал, побежденный лишь роком,
Тот вырвал из рук их победный венец.
Пушкин для Кожинова был Богом, небожителем, Тютчев же, в семье сына которого жил домашним учителем дед Кожинова, понимался им как пращур, как своеобразный покровитель кожиновского рода. И недаром великую книгу о Тютчеве написал именно Вадим Валерианович.
Незадолго до смерти в одной из статей он прямо подтвердил свою причастность к людям героической породы: “Тот, кто не желает или не имеет мужества осознать трагедийность человеческой судьбы, представляющей собой шествие к смерти, не может быть истинно счастлив”.
Его редчайший стоицизм выплеснулся с последним вздохом из земной плоти, когда, как вспоминают свидетели последних дней его жизни, он произнес слова, достойные человека античной эпохи: “Все аргументы исчерпаны...”
Конечно, не только болезнь, но и время убило его, однако и он нанес подлому времени немало ран, которые оно никогда не залечит.
Я мечтаю о том, чтобы к столетию со дня его рождения, а лучше бы пораньше, какой-нибудь “грядущий юноша веселый”, такой же московский любомудр, каким был он, написал о Вадиме Валериановиче Кожинове книгу и чтобы она вышла в серии “Жизнь замечательных людей”.
...Когда в морозную ночь с 24 на 25 января 2001 года его жена Лена позвонила мне в Калугу и сказала: “Стасик, Вадим умер...” — я в отрешенном состоянии подошел к столу, и моя рука вывела на белом листе бумаги неизвестно откуда взявшиеся слова: “Умер Вадим — я остался один...”
Калуга,
1—10 ноября 2001 года
"Догадаться о будущем страны" (Беседа с губернатором Брянской области Ю. Лодкиным) (Наш современник N7 2002)
“ДОГАДАТЬСЯ О БУДУЩЕМ СТРАНЫ”
Беседа Александра Казинцева
с губернатором Брянской области Юрием Лодкиным
Александр Казинцев: Юрий Евгеньевич! Посмотреть, что происходит в мире — будто весеннее половодье прокатывается по столицам. Всеобщая забастовка в Италии — 12 млн. человек прекратили работу, чтобы заставить правый кабинет Берлускони отказаться от пересмотра Трудового кодекса. По всей Европе многотысячные демонстрации протеста против геноцида палестинцев, осуществляемого Израилем. В Венесуэле народ отстоял своего президента, вышвырнув из правительственного дворца проамериканских заговорщиков. В Венгрии — вслед за Польшей и Болгарией — победу одерживают вчерашние коммунисты. И только Россия мрачным остовом высится посреди этого ликования обновляющейся жизни. Ничто не вызывает отклика! Израильские танки обстреливают христианские святыни — молчание. Трудовой кодекс принят в мертвой тишине. Коммунистов лишили комитетов в Думе, по телевидению неделю сладострастно муссировали идею запрета компартии — хоть бы один человек с красным флагом вышел к зданию на Охотном ряду. Что это — полная атрофия чувств русского народа? Не только политических, но и таких, как справедливость, сочувствие, здравый смысл, наконец.
Юрий Лодкин: Атрофия чувств? Любопытное явление... Когда за участие в событиях октября 93-го меня посадили на Петровку, 38 — в камеру с уголовниками, — я тоже надеялся на народную поддержку. Незадолго до того Ельцин снял меня — законно избранного губернатора Брянской области — с поста, а теперь еще и арест. Лежу я на нарах и представляю: в моем родном Брянске народ стоит перед администрацией: протестует. Весь Брянск, думаю, колотится...
Просидел я, к счастью, всего три дня, прилетаю сюда, а здесь — тишь, гладь, да божья благодать. Вот вам и сочувствие... “И нам сочувствие дается...”
И все-таки я полагаю, о полной атрофии чувств русского народа говорить преждевременно. А вот атрофия веры в самом деле пугает. Веры в справедливость, в силу народную, в способность как-то влиять на происходящее в стране.
Вспомните выборы 1996 года, когда при всеобъемлющем, подавляющем перевесе Зюганова победил Ельцин. Это не стало сенсацией, но люди в очередной раз задумались: а что мы можем? Почти по Достоевскому: “Тварь я дрожащая или право имею?” Оказалось, что прав не так уж много. Вернее, их много, но итог их реализации оставляет желать лучшего. Потому сегодня наши люди в большинстве своем так пассивны. Потому — низкая явка на выборах во все уровни власти, апатия в общественной жизни. Средний обыватель включает телевизор, видит трагедию в Каспийске или ракетный обстрел палестинских жилых кварталов, и что он думает? “Как хорошо, что это не случилось со мной”. И он не выйдет на улицу с плакатом, потому что срабатывает принцип “Как бы чего не случилось”.
В странах Запада вера в истинную демократию сильнее, чем у нас, — в том числе в бывших социалистических странах. Посмотрите на то, как активна тамошняя молодежь — в первых рядах демонстраций, с красными флагами, транспарантами в руках. Молодые люди понимают, что им жить в этой стране. Нынешние первомайские демонстрации в Германии, например, организованные левыми силами, по числу и мощи могут потягаться с теми, что проходили в Москве при Советской власти.
А у нас в “послеельцинский” период, когда исчезли долги по пенсиям, более-менее разобрались с зарплатой бюджетникам, залатали еще кое-какие дыры, обыватели думают: “И слава Богу! Лишь бы не стало хуже!” Так что какие могут быть акции протеста...