Журнал «Рассказы». Светлые начала
Шрифт:
– Здесь нас никто не найдет и не увидит. Я выкупила здесь все квартиры, потому что места под оборудование нужно много, да и тишину я люблю.
– Тогда вы знаете, кому писать жалобу по поводу отсутствия освещения, – слабо улыбнулся Исбытков.
Велена ответила улыбкой, но светский разговор был закончен. Она подняла колбу повыше, чтобы видеть лицо севшего рядом Исбыткова, который успел избавиться от бороды.
– Так зачем вы сбежали? – спросила она. – Навели вы шороху в наших узких кругах. Воспенникову пришлось перед самим Государем объясняться. Он, Государь, потому
– И что же Воспенников сказал Государю? Что молодо-зелено? Что я страшно разволновался перед первым самостоятельным Озарением?
– Нет, конечно. – Велена рассмеялась. – Он сказал, что вы – молодой наглец, но очень талантливый. Что вы просто еще не понимаете, какую роль Озарители играют в государственной системе. Мол, повыкидываете коленца, а потом вернетесь и станете верным слугой государевым.
– Да, это точно слова Воспенникова, – задумчиво сказал Исбытков. – Только ошибается он довольно сильно. Я слишком хорошо понимаю роль Озарителей. И мне не хочется ее играть. Вы же сами видели этот трагифарс… С тем парнишкой, который вексель подделал.
– Вы имеете в виду, как парнишка благодарил своего, по сути, палача? И рыдал от любви к нему?
Исбытков искоса глянул на Велену.
– И вам с этим спокойно живется? – спросил он ровным голосом.
– Нет! – выкрикнула Велена, мигом растеряв свою невозмутимость. – Я в ярости. Власть должна опираться на уважение, а не на слепую беспричинную любовь, природа которой абсолютно искусственна.
– Тогда почему вы продолжаете заниматься тем, что раз за разом укрепляете эту систему?
– Потому что я служу людям. Как любой Озаритель. Мы даем им свет. Даем тепло. Даем возможность не думать о том, как добывать воду – ее качают насосы. Даем возможность ездить на электрических конках, а не сбивать ноги о городскую брусчатку. Вы родились тогда, когда Воспенников от экспериментов перешел к рутинной работе, а я помню, как все было…
Велена покачала головой. Казалось, что она выдохлась и даже уменьшилась после такой страстной речи.
– А если я скажу, что электричество могут давать не только люди? – сказал Исбытков и коснулся пальцем колбы. – Что есть приборы, что уже были проведены все необходимые опыты…
Колба вспыхнула еще ярче.
– А-а-а… – протянула Велена. – Как же, как же. Воспенников говорил мне об ученике, который решил отказаться от своей божественной природы и отдать все на откуп механизмам. Стало быть, тот ученик – это вы и есть.
– Меня пугает, что Озарители превратились в дойных коров. И я был бы не против, чтобы из меня сцеживали накопленное электричество. Но делать из меня поставщика харизмы, поставщика слепого подчинения…
– Воспенников поставил крест на ваших исследованиях. Он говорит, что, если мы пойдем по вашему пути, откатимся в прошлое. Что мы потеряем десятки лет прогресса, а самое главное – множество людских жизней. И если выбирать меньшее из зол, то текущее положение – это оно и есть.
Исбытков встал.
– Спасибо, что предупредили о запрете на исследования, мне Воспенников об этом ничего не говорил, – сухо сказал он. – И спасибо за эту беседу. Ответьте только на один последний вопрос. Каково это – быть на стороне зла, хоть и меньшего?
Велена долго не отвечала.
– Я сделаю так, что моих сил Озарителя будет хватать на самое малое, на самое необходимое. Никто более не станет приглашать меня на Темнейшие Ночи, – наконец прошептала она. – Незачем будет.
В ответ на молчаливый вопрос в глазах Исбыткова она шепнула ему ровно три фразы.
Велена театрально приложила ладонь к уху, точно резонер Белопольский, отец той самой прекрасной Ольги.
– Я выиграла вам немного времени, Исбытков. – Она кивнула и двинулась в сторону темнеющей в глубине сквера арке. – Больше я вам не помогу. Но и мешать бежать не стану.
Исбытков видел, как у нее за спиной встают тени карабинеров.
– Ну что же вы, Исбытков? – Она махнула рукой на одну из дверей. – Бегите. Это точно был последний раз.
Степан Федорович признательно кивнул. Озаритель Озарителя не только издалека увидит, но и в беде не бросит. Хотя тут все же можно было поспорить.
Он вбежал в приоткрытую дверь. За спиной слышались частые шаги – набойки кожаных сапог карабинеров с мушкетами наперевес, сопровождавших сыскарей, стучали по мостовой, и эхо рикошетило от стен.
Исбытков затворил дверь на щеколду. Спасет, но ненадолго. Впереди вытягивался темный коридор. Меньшее из всего, что пугало Степана Федоровича, была темнота. Он выудил из кармана фонарик, который брал с собой всякий раз не столько из практических соображений, сколько в качестве талисмана. Это была первая электрическая безделушка, наполненная собственной его энергией, сделанная под непосредственным началом Воспенникова больше семи лет назад.
Исбытков не слышал о том, чтобы другие институтские таскали с собой результаты первых лабораторных работ по профессии. С них станется – с электричеством, опасным и изящным, они дел не имели.
Слева и справа от Исбыткова мелькали закрытые двери, у которых висели картины с историческими мотивами. Эскиз первой паровой машины Эванса, Клод Шапп рядом с первым прототипом оптического телеграфа, Жозеф-Мишель и Жак-Этьенн, запускающие свой легендарный Могнольфьер. Сами изображения показались Степану Федоровичу изысканными и привлекательными в тусклом свете фонаря, но вот их расположение у самых дверных рам – ужасно неудачным. У Исбыткова была аллергия на дурной вкус – даже Воспенников над ним посмеивался.
Самая дальняя дверь оказалась открытой.
Когда Исбытков потянул ручку на себя и проник в коридор. Послышалось привычное:
– Стой, стрелять буду!
Исбытков оказался в прихожей. Справа была дверь на улицу. Наверх вела лестница.
Он выглянул в окно. Узкая улочка. Может не успеть.
Да там его и ждать будут в первую очередь.
Другое дело – лестница.
Поднимаясь, Исбытков вспомнил про фонарик, отключил его и спрятал в карман. В прихожей начался топот и гвалт. Резвые нынче сыскари.