Журнал «Вокруг Света» №01 за 1960 год
Шрифт:
В бары и магазины заходят и рабочие с нефтепромыслов, их можно легко узнать по шлемам, которые сделаны не из стали, а из какого-то легкого белого металла, возможно из алюминия. В руках они вертят составленные вместе судки из такого же металла...
Наконец дорога выходит на берег озера. Сквозь редкие ряды пальм мы видим, как прямо из воды далеко от берега поднимается неподвижный лес нефтяных вышек. Медленно заходит солнце, словно покрытое красноватой копотью, озеро катит свои пурпурно-фиолетовые волны, огнем пылает горизонт, просвечивая сквозь черную решетку железных башен.
Город Маракаибо
До городской
Иногда мы едем возле самого озера, и вода жадно лижет обочину дороги. Иногда едем в высокой траве, которая раскачивается у нас над головой.
Наконец в ярком свете прожекторов появляются какие-то длинные строения и вереницы машин. К пристани только что подошел огромный двухпалубный паром, и вот уж открываются широкие ворота с откидывающимися на берег трапами. Через одни ворота паром выбрасывает машины, через другие поглощает их. Погрузка идет очень быстро, и темп ее все ускоряется благодаря нетерпеливым возгласам ожидающих своей очереди.
Наше первое знакомство с Маракаибо было подобно шоку. Невероятные заторы, толчея на улицах, сбившиеся в кучу машины и люди, неистовая горячка уличной торговли и безудержная погоня за продажными наслаждениями. Какая-то бешеная лихорадка страстей и азарта.
Это захолустный городишко, который вдруг начал быстро расти. Брызнули фонтаны нефти и превратили спящую, идиллическую гавань в крупный промышленный центр, кипящий жизнью и раскалывающийся от уличного шума. Тротуары сплошь заставлены лотками, и вам кажется, будто весь город собрался здесь, чтобы криком и жестикуляцией привлечь к себе внимание покупателей. Грохот несется от сверкающих дождем мостовых, врывается в автомобили, взлетает на балконы. Вы можете стрелять из пистолета, и никто не услышит выстрела.
Улицы заливает неоновый свет, ядовито-зеленый, розовый, больнично-фиолетовый; ярко раскрашенные женщины вертятся перед двустворчатыми дверями баров, напоминающих старинные погребки Запада. В зале стоят батареи вентиляторов, разгоняющих жару, ревут музыкальные аппараты, грохочут автоматы, отпускающие напитки и закуски, в стаканах звенят кубики льда.
Сидящие в зале бьют друг друга по плечу, похлопывают женщин по обнаженной спине, хохочут во весь рот и что-то кричат друг другу в лицо. Некоторые играют в карты, очевидно в маракаибский покер; при этом у одних лица напоминают гипсовую маску, снятую с покойника, у других искажены жуткой гримасой убийцы.
Утро мы встречаем на балконе отеля. Отсюда хорошо видно, как площадь готовится к началу торговли.
Все, что здесь продают, — сплошная чепуха, мелочь и мишура, эти вещи нравятся многим и никому не нужны. Большая часть торговцев приехала сюда совсем недавно из других городов, из других стран. Многие из них люди пожилые, они все время ждут, что им вот-вот повезет: ведь они бросили все, переехали на новое место и начали жизнь сначала. Теперь они живут надеждами, мечтами и иллюзиями. Нужно только начать, неважно с чего, неважно где.
На невысоком холме, в стороне от остального города, вырос новый район, где находятся здания американских фирм, воздушных агентств и виллы миллионеров. Те, что живут внизу, в толчее и грязи, мечтают перебраться когда-нибудь в этот рай, а пока берут такси и ездят туда по вечерам на прогулку, чтобы посмотреть на сияющее золотом озеро и загорающийся огнями город — эту огромную чашу, переполненную до краев дымом несбывшихся надежд.
Венесуэла производит очень сильное, яркое впечатление. Это страна больших возможностей, но на всем ее облике, на всем образе жизни венесуэльца лежит отпечаток какой-то судорожности, напряженности, во всём чувствуется какая-то болезненная и вызывающая самоуверенность.
Рядовой венесуэлец любит показаться мрачным и обиженным, иногда он держится натянуто, а иногда подчеркнуто небрежно: с видом превосходства или с заученным безразличием. Говорит он мало, ограничиваясь жестами или невнятным бормотанием, смеется редко и смотрит очень подозрительно на все и на всех.
Быть может, о венесуэльцах правильнее всего будет судить как о людях, которых внезапный поворот событий застал врасплох, и они от неожиданности немного растерялись. Растерялись от внезапно найденного богатства, растерялись от невероятно резкой перемены в их образе жизни. Лишенные прочной опоры в прошлом и твердой уверенности в настоящем, они попали в совершенно новую для них, требовательную и поблескивающую машинами действительность. Но блеск этот является всего-навсего фасадом, и потому он обманчив. А за фасадом простирается огромная страна, безлюдная, бедная, неразвитая, труднодоступная. Страшная и соблазнительная в одно и то же время. Страна будущего, страна-загадка.
Рисунки Г. Филипповского Перевод со шведского К. Телятникова
Ее зовут «Северянка»
Катер ткнулся в деревянный причал и замер.
— Приехали!
— Не приехали, а пришли, — поправил Сергей Потайчук. Он ходил в Атлантику в прошлый рейс, и морские термины так и сыпались с его языка.
Только на Севере можно видеть такое унылое однообразие красок. Туман заслонял и серый гранит сопок, отполированный наждаком северных ветров, и лиловые корабли на рейде, и воду, которая дымила, расставаясь с последним теплом.
Мы шли по глянцевому от дождя пирсу, тяжело громыхая коваными сапогами. Несмотря на июль, самый жаркий месяц Заполярья, нам выдали теплое шерстяное белье, толстый свитер, меховые брюки, куртку-канадку, и в этом снаряжении мы походили на зимовщиков, готовящихся встретить по крайней мере 60-градусные морозы. Но от мозглого ненастья не спасала никакая одежда. Сырость проникала в легкие, пронизывала до костей.
У пирса стояла наша лодка. «Северянка» — сверкало на штормовом мостике, там, где раньше был написан боевой номер.
«Северянка». В этом ласковом имени большой смысл. С грозного некогда корабля войны сняли вооружение и на его место поставили научные приборы. И спустили прокопченный дымом минувших боев флаг, подняв на мачту новый — темно-синий, с семью белыми звездами. Звезды олицетворяли символ науки, занимающейся изучением рыб, — созвездие Персея. Точно такой же флаг трепетал над первым советским научно-исследовательским судном «Персей», стяжавшим всемирную славу.
«Северянка» приняла эстафету науки. Трижды плавала она в районы, где советские суда ловили сельдь. Сейчас идет в четвертый раз в Атлантику. И на долю людей, которым придется провести много дней и ночей на ее борту, выпадала большая и скрупулезная работа.