Журнал «Вокруг Света» №01 за 1983 год
Шрифт:
Нам приносят жареную баранину с зеленью, блюдо с тонко нарезанным сыром и небольшой стеклянный кувшин красного вина. Пить чай выходим на воздух под ярко раскрашенные парусиновые зонтики. Чай густой и раскаленный — так и обжигает губы.
Вдруг я замечаю знакомое лицо. Парень с большим родимым пятном на левой щеке стоит в тени дерева в пяти шагах от нас и пьет кока-колу.
Это Хабиб, а познакомился я с ним три дня назад, когда к вечеру вышел из гостиницы прогуляться по проспекту Бургибы. На бульваре за мной увязался смуглый тунисец лет двадцати с большим черным ящиком на ремне через плечо. Сначала он предлагал, потом просил, потом умолял разрешить ему почистить мои
Наконец я сдался, сел на скамейку и предоставил парню распоряжаться моими туфлями. Он обрадовался, заулыбался, присел на корточки и раскрыл свой ящик. Там оказалось великое множество баночек, бутылочек, щеточек и тряпочек.
Он не чистил, он священнодействовал! Намочив тряпочку в каком-то пахучем растворе, добрался до первозданного цвета обуви, не оставив на коже ни единого постороннего пятнышка. Затем, поочередно извлекая из ящика баночки и скляночки, подкрашивал, натирал, смазывал каждую туфлю, а потом самозабвенно чистил их то одной, то другой щеточкой до тех пор, пока штиблеты не приобрели ослепительный блеск. Такими я их не видел и на полке магазина.
И вот «сеанс» окончен, парень ждет вознаграждения за добросовестный труд.
Лезу в один карман, в другой — ни динара! Все деньги в пиджаке, оставленном в гостинице. Объясняю ему это как могу и даже выворачиваю карманы. Предлагаю пройти до отеля. Парень начинает что-то громко кричать по-арабски. Около нас останавливаются прохожие.
Не хватало еще скандала! Открываю кофр — не завалялась ли там монетка? — и нашариваю между фотоаппаратами что-то круглое. Это лакированное расписное хохломское яйцо, раскрывающееся на две половинки. Я купил в Москве несколько таких сувениров.
Нерешительно протягиваю яйцо парню. Тот берет его двумя пальцами, осторожно раскрывает, осматривает, нюхает. По загоревшимся глазам вижу, что сувенир ему нравится. Конфликт исчерпан!
По пути в гостиницу чистильщик идет за мной чуть позади и извиняющимся тоном объясняет на ломаном французском языке, что беден, что каждые полдинара для него крупная сумма. Случалось, клиенты уходили за деньгами в гостиницу, куда ему дорога закрыта, и не возвращались...
Тут я и узнал, что зовут его Хабиб, ему двадцать один, вот уже третий год он так работает чистильщиком, ибо другого занятия найти не может.
И теперь эта встреча далеко от столицы!
Подзываю Хабиба к нашему столику — он узнает меня, обрадованно кивает и прежде всего смотрит на мои ботинки. Укоризненно качает головой.
— Как ты сюда попал?
— Играл на баранах. Я ведь здешний, моя деревня совсем рядом.
— Выиграл?
— Где там! Все здесь оставил, только и наскреб на банку колы.
Сидим, попивая чай. Хабиб рассказывает, прикрывая ладонью левую щеку:
— Сначала мы с товарищами покупаем по билету на каждого. Проигрываем — разбиваемся попарно и берем один билет на двоих. Когда уже почти совсем нет денег, скидываемся по трое-четверо. Кое-кто, бывает, выигрывает немалую сумму. Но мне не везет.
Хабиб — второй по старшинству из восьми братьев и сестер.
Двадцатишестилетний брат Хаиз живет в Тунисе, у него жена, четверо детей — все ютятся в одной комнате в старом глинобитном доме на окраине.
Но брат работает на химическом заводе. Работает! Делает суперфосфат и какую-то кислоту. Правда, в последнее время стал сильно кашлять.
Отец Хабиба лет двадцать назад вступил в кооператив. Тогда их активно создавали на вакуфных (церковных) землях и владениях сбежавших иностранцев. Но затем земля снова перешла к богатому частновладельцу. Отец нанялся работать на бывшем своем поле, на богатея трудились и старшие дети.
— Но ты где-то учился, Хабиб? Откуда французский знаешь?
— Пошел в начальную школу. Это у нас обязательно и бесплатно. Проучился шесть лет. Чтобы получить среднее образование, требуется окончить лицей. Это еще семь лет. Да ведь здесь уже платить надо. Ни я, ни старший брат Хаиз лицея не увидели, поехали в Тунис на заработки. Хаизу через год повезло — попал-таки на завод. А и... так и остался на улице. Французский кое-как сам выучил, без него в городе нельзя...
Мы видели, чем занимаются в Тунисе многие такие хабибы. Чистильщики обуви, лоточники, зазывалы (с центральных многолюдных улиц ведут покупателей в отдаленные магазины, прельщая дешевизной), разносчики покупок (огромную корзину на голову — и бегом!), они просто снуют и толкаются у подъездов гостиниц в ожидании случайного заработка — откроют дверцы автомашины, поднесут чемодан, подадут оброненную вещь. Вся надежда — на бакшиш.
Хабиб — один из трехсот тысяч официально зарегистрированных безработных. А еще триста тысяч уехали в Европу — во Францию, в Италию, в Швецию, где и других «гастарбайтеров» предостаточно, и своих неприкаянных немало.
Подходит пестрый автобус, весь разрисованный рекламными лозунгами, и Хабиб прощается. Ему снова в столицу — искать дело для своих крепких рук.
Обратно мы едем другой дорогой ближе к морю. Золотые пляжи пустуют в это «холодное» время.
Алексей Олегович уверенно ведет машину, придерживая баранку левой рукой.
— Как живется вдали от дома? Не скучаете? — спрашиваю я его.
Нормально живется. Я ведь не один — нас сто человек в двадцати двух городах Туниса. А скучать некогда.
— Только врачи или есть и средний медперсонал?
— Только врачи. В основном хирурги, терапевты, акушеры-гинекологи, педиатры,— рассказывает Алексей Олегович. Мы здесь по контракту на три года Правда, мне вот на второй срок предложили остаться.
— К жаре привыкли?
Я на побережье работаю, здесь климат терпимый. В глубинке, где Сахара начинается, пожарче. Но там ребята, как правило, из Алма-Аты, Ташкента — против жары стойкие. Только загораем мы тут как-то странно. Как приехали, быстро все почернели, а потом загар сошел — одна желтизна осталась...
— Молодежи много?
— Примерно треть. Некоторые приехали сразу после ординатуры, некоторые, окончив институт, поработали два-три года в Союзе...
В Тунисе острый недостаток медицинских работников. Врачей готовит только медицинский факультет Тунисского университета, а средний медперсонал обучается в десятке небольших училищ. Своих врачей мало, а иностранцы, большей частью французы, уехали после объявления Тунисом независимости. Тунисское правительство обратилось за помощью к нашей стране. Сто советских врачей работают в поликлиниках и больницах республики. Особенно много дел у хирургов и терапевтов: травмы, желудочно-кишечные заболевания, туберкулез. Совсем недавно свирепствовала малярия, но теперь случаи заболевания единичны. Число местных врачей в стране постепенно растет, однако пока их не хватает: один врач на пять тысяч жителей.