Журнал «Вокруг Света» №01 за 1992 год
Шрифт:
Культурной программой у нас заведовала кандидат филологических наук ительменка Виктория Васильевна Петрашова. Она везла с собой кипу разговорников, выпущенных под ее редакцией специально к гонке, организовывала встречи, пресс-конференции, которые находили свое местечко в череде стартов, финишей, концертов национальных ансамблей и огней фальшфейеров, когда встречали по ночам последних гонщиков. Приход «Берингии» становился праздником везде.
На последнем этапе Слаутное — Марково стартовали шесть упряжек. Остальные не выдержали и уже отдыхали дома. Прилетел в Слаутнбе проводник по Чукотке, геолог и краевед Эдуард Гунченко; из Маркова выехали встречать гонку на перевале его брат Михаил, Владимир Кирин и другие марковчане. Володя Радйвилов, обуреваемый отчаянной надеждой догнать лидера, бежал за упряжкой, а на склонах становился на запятки нарты и толкался ногой от снега. Так быстрее, так легче собакам. Калянто же, приверженец чисто северной езды, сидел на нартах. Он легкий, везти его как будто собакам нетрудно. Но те, кто бежали рядом с нартами, — все были впереди него...
Радйвилов выиграл и этот этап, первым ворвался в празднично разукрашенное Марково, где в этот день отменили даже занятия в школе, все равно было невозможно удержать ребятишек в классах. Но по сумме этапов Володя все-таки был вторым. Его денежный приз — 9 тысяч рублей. А первым стал Павел Лазарев, выиграв 10 300 рублей. Он был уверен в победе и последний этап прошел без особого напряжения. На третьем месте Владимир Лазарев, однофамилец чемпиона. Его приз — 5700 рублей. Калянто получил поощрительный приз в 400 рублей и уверенность, что следующую гонку он пройдет лучше. Верим и мы.
Последние упряжки Николая Агеева и Александра Петрова пришли в два часа ночи 5 апреля. Снова ярко осветилась фальшфейерами площадь, взметнулись вверх искры от громадного костра, и десятки марковчан, терпеливо ждавшие конца гонки, проводили спортсменов и собак на отдых. А через полчаса небо над Марковом осветило могучее северное сияние...
На следующий день после того, как подвели итоги соревнования, все подсчитали — выяснилось, что гонщики прошли путь длиной в 1980 километров.
— Да мы же «Идитарод» перекрыли! — ахнул кто-то.
Кинулись считать снова. Да, отныне «Берингия» — самая длинная трасса в мире. Мы об этом оповестили всех собравшихся на площади в Маркове, а неистовый Самарский, пока шло награждение и чествование победителей, поднял в воздух свой МИ-8 и пронес над нашими головами громадное полотно флага с надписью «Берингия».
Обсуждая результаты гонки, мы говорили о ней, как о хорошем стимуле развития на Севере и туризма, и национальных промыслов, и конечно, ездового собаководства. Это — экологически чистый, традиционный, экзотический вид транспорта. И приносящий доход. Хорошая, обученная ездовая собака стоит свыше 10 тысяч долларов. Мы верим, что новая Великая Гонка — «Берингия» — станет ежегодной.
Дмитрий Ледовской Фото Александра Дьякова
Джеймс Шульц. Сатаки и я. Часть I
М ой отец был членом клана Короткие Шкуры, следовательно, я тоже принадлежал к нему. У меня было много друзей из нашего клана, юношей и девушек моего возраста. Но больше всего я был привязан к Маньяну (Новый Плащ) и его сестре Сатаки (Западная Женщина). Они были из клана Сучки на Верхушке Дерева, который на большом лагерном кругу располагался справа от нас. (Часто, различные кланы индейцев кочевали порознь. На большую лагерную стоянку они обычно собирались в июле, когда проводились священные церемонии в честь Солнца, а также иногда в холодное время для совместной зимовки. На большой общей стоянке (палатки при этом, как правило, ставились в круг) каждый клан занимал свое место, строго регламентированное традицией.)
Хотя их отец, Черная Выдра, был очень богат, а мой собственный — очень беден; хотя они имели все, что дети только могут пожелать, а я не имел ничего, в общении между нами не было различия: они любили меня так же, как я любил их. Мы были почти неразлучны.
Когда мне было девять зим, а Сатаки — восемь, ее мать сделала для нее маленький вигвам, в котором были все необходимые вещи и в котором Сатаки могла играть со своими друзьями. Мы навьючили вигвам и все его принадлежности на наших громадных собак, отвезли его за пределы лагери и установили там. Сатаки выполняла домашнюю работу, Маньян и я добывали мясо зверей и птиц, которых мы подстреливали из луков. При этом кролики в нашем воображении превращались в бизонов, а куропатки становились оленями и антилопами.
В нашей жизни-игре я всегда был хозяином вигвама, Сатаки — моей женой, а мой младший брат, который был моложе меня на пять зим, — нашим сыном. Временами другие мальчики выражали желание побыть хозяином вигвама, и если я даже соглашался, то Сатаки — никогда.
Мне уже шло шестнадцатое лето, когда однажды утром Сатаки прибежала ко мне, крича:
— У нас больше не будет нашего маленького вигвама! Моя мать его разбирает! Она говорит, что мы уже выросли и у людей могут возникнуть толки насчет нас, если нам будет позволено играть в вигваме вместе.
— Наш маленький вигвам разбирается? О, это плохо для нас, — сказал я.
— Нет! Это хорошо, — воскликнула моя мать. — Убрать его посоветовала я. Мой сын, для тебя пришло время делать работу взрослого мужчины. Взгляни вокруг себя! Посмотри, какой у нас истрепанный и старый вигвам! Жилище игрока! Ничего не стоящее покрытие и несколько старых шкур и парфлешей (Кожаные сумки индейцев.)! Если какая-нибудь женщина нуждается в помощнике — настоящем мужчине, то это я.
— Я буду твоим помощником! — закричал я. — Клянусь всевидящему Солнцу, с этого дня я буду помогать тебе. И первое, что я сделаю, — добуду хорошие тонкие шкуры самок бизона, из которых ты сможешь сделать кожу для вигвама.
— А я помогу твоей матери их выдубить, — сказала Сатаки.
— Добрая девушка! — произнесла моя мать, обнимая ее и целуя. — Но вряд ли так будет. Вчера между твоей матерью и мной был разговор. У нее насчет тебя есть определенные намерения. Ты о них скоро услышишь.
— Вот еще, ее намерения! — рассмеялась Сатаки. — Я знаю, что могу помогать вам дубить шкуры. Пойду скажу ей об этом и вернусь обратно.
Но обратно она не вернулась — с ее прежней девичьей свободой было покончено. Больше никогда не вышла она прогуляться или поиграть. С этого дня, куда бы Сатаки ни шла — даже если направлялась собирать сучья для костра или к реке за водой, — ее везде сопровождала мать или одна из «почти матерей» (ее отец имел семь жен).
— Она не возвращается, — сказал я матери некоторое время спустя.
— Придет время, и ты встретишься с ней, — печально ответила моя мать. — Это будет, когда Сатаки сменит свою девичью прическу на прическу замужней женщины.
— Но она сделает это для меня. Для меня она училась всему, что должна знать хорошая хозяйка вигвама, — закричал я.
Мать посмотрела на меня с жалостью.
— Черная Выдра — богатый, гордый человек. Может статься, что он никогда не выдаст свою дочь замуж за сына бедняка-игрока («Игра в косточку» — одна из азартных игр индейцев-черноногих, велась обычно до наступления дня. Она сопровождалась особой песней и заключалась в том, что играющий должен был отгадать, в какой руке его противника находится косточка с красной отметкой (выигрыш). Назвать руку с косточкой с черной метой означало проиграть.), — сказала она.