Журнал «Вокруг Света» №03 за 1987 год
Шрифт:
«По завещанию большая часть библиотеки Колумба перешла к его сыну Фердинанду. Умер он 12 июля 1539 года,— пишет Уинсор,— в Севилье осталась большая коллекция книг и бумаг...»
По королевскому приказу некоторые книги и бумаги были переданы Национальному архиву. Но о библиотеке никто не заботился. Множество бесценных бумаг из нее очутилось на набережной Вольтера и на других рынках старых книг в Париже, некоторые книги и бумаги Колумба оказались в Лондоне, Амстердаме...
К концу XIX века, как подсчитал этот историк, известно было девяносто семь отрывков рукописей Колумба: мемуары, повествования, письма. Потому даже печатные копии писем, в которых говорится об открытии
Вот так и получилось, что истории с дневниками Колумба продолжаются и в наши дни.
Потрепанные бурями, но в ореоле славы возвращались корабли Колумба «Пинта» и «Нинья» домой, к берегам Старого Света. Не было среди них лишь «Санта-Марии» — флагманский корабль обрел свою последнюю гавань среди коралловых рифов мыса Аитьен. Утром 12 февраля 1493 года сквозь разрывы грозовых облаков еще можно было видеть стремительный бег солнца, еще надеялись Колумб и его экипаж, что за пенными гребнями покажется долгожданная земля, как вдруг стало темнее ночи и грохот неба затмил грохот моря. Корабли настиг жестокий шторм...
Американский писатель Вашингтон Ирвинг, которому было дано позволение посещать Мадридскую королевскую библиотеку и архив Иезуитской коллегии св. Исидора, «прочел все произведения, рукописные и печатные, какие только мог сыскать, и старался везде отыскать истину». Он издал в начале XIX века книгу о Христофоре Колумбе, которая и до сих пор пользуется заслуженной славой.
Вот как описывает автор события, происходившие в те дни на корабле Колумба.
«14-го, на заре, ветер на минуту стих, и они развернули несколько парусов; но он опять поднялся с юга и с удвоенной силой дул с жестокостью целый день, а ночью увеличился еще более; каравеллы носились без защиты посреди раздраженного моря, которого пенящиеся волны ежеминутно грозили поглотить их или разбить в мелкие куски...
Во время этой продолжительной и жестокой борьбы стихий Колумб находился в мучительной тоске. Он боялся, чтобы «Пинту» не затопило бурей; в таком случае вся история его открытия, вся тайна нового мира зависела от участи его бренного судна: одна волна — и погребена эта тайна в вечное забвение... Среди этих мрачных опасений в уме Колумба вдруг родилось средство, которое представляло возможность даже в случае погибели обоих кораблей спасти славу его предприятия. Он написал на пергамене краткую историю своего путешествия и открытий и образа взятия во владения новых стран на имя их католических величеств, запечатал ее, сделал адрес на имя короля и королевы и надписал на конверте, что тот, кто вручит им этот пакет нераспечатанным, получит тысячу червонцев награждения; потом завернул пакет в клеенку, вложил его в круг воску и, закупорив все это в бочку, бросил ее в море под предлогом, будто выполняет какой-то набожный обет. Но, опасаясь, что эта рукопись не достигнет земли, он заключил таким же порядком копию с нее в другую бочку, которую поставил на корме судна, в тех мыслях, что если каравелла будет поглощена волнами, то бочка останется на поверхности моря и может быть выброшена куда-нибудь на берег».
Во всех жизнеописаниях Колумба есть эта история с бочонками, хотя и с некоторыми вариантами. Так, Лас Касас в «Истории Индий» пишет «со слов Адмирала» только об одном бочонке, брошенном в море. Иные авторы утверждают, что пакет был адресован не королю и королеве, а старшему сыну Диего.
Так или иначе, бочонок или бочонки выброшены в море, шторм постепенно утихает, «Пинта» и «Нинья» целы. Исчезает прежняя тоска, и Адмирал уже уверенно ведет корабли к Азорским островам и далее к гавани Лиссабона.
Плавание окончено, и мир скоро узнает о великом открытии. Имя Адмирала Моря-Океана — Христофора Колумба — будет греметь во все времена. Бочонки же... Их находили десятками на Атлантическом берегу и извлекали на свет божий множество Колумбовых посланий! И с доверчивых простаков стали драть за «подлинный», «именно его рукой писанный», «единственный в мире» и «несравненный» «Дневник» ливры, гинеи, кроны, фунты и франки в кругленьких суммах.
Но вот в 1935 году в газете «Северный краевед» Олонецкого тогда округа появилось сообщение о том, что в городе Каргополе, в краеведческом музее, хранится под № 1268 подлинный «Дневник» первого плавания Христофора Колумба, долгие годы, а может, и века плававший по морям, а потом неизвестно каким образом осевший в северном русском городе.
Через несколько дней заведующий краеведческим музеем в Каргополе получает письмо из Москвы, в котором сообщалось, что «Вечерняя Москва», ссылаясь на их газету, напечатала это известие на своих страницах и что оно «стало немедленно известно за границей, и к нам посыпались запросы о том, действительно ли найден «Дневник» Колумба»...
Но и в музее никто толком не знал, что это за «Дневник» и как он к ним попал. Вернее, считалось, что поступил он в их фонды в 1919 году, когда организовывался музей, от каргопольского коллекционера Капитона Колпакова и с тех пор лежал в запасниках под № 1268. Тщательно его никогда не исследовали, а так как переплет был старинной кожи, весь обросший ракушками и покрытый песком, страницы вроде испорчены морской водой и заголовок гласил — «написано во время величайших бедствий на борту «Ниньи» в четверг 14-го, февраля 1493 года Христофором Колумбом»,— то и посчитали рукопись подлинной. А пронырливые журналисты разгласили об этом по всему свету!
Однако экспонат № 1268 оставался пока тайной. И когда в августовском номере журнала «Вокруг света» за 1982 год появился очерк О. Ларина «Дневник» Христофора Колумба», задача была далеко не решена, но туман, окутывавший столько лет каргопольскую находку, рассеялся.
Что это такое — рукопись или печатная книга, определено не было, хотя «на титуле кто-то довольно неуклюже вмонтировал текст, будто это издание отпечатано в типографии некоего Феликса Багеля в Дюссельдорфе», а художники-полиграфисты, побывавшие в музее, «не могли определить, отпечатана ли книга в типографии или же написана от руки».
Опять мистификация? Но для чего с таким трудом создавать видимость старинного документа, испорченного морской водой? Зачем на рукопись наклеивать типографский знак? Да и как мог попасть «Дневник» на русский Север?
И вот тут-то довольно убедительно предположили, что к этому причастен был Александр Андреевич Баранов, каргопольский купец и правитель русских поселений в Америке, один из первых исследователей Русской Америки. Умер он, правда, вдали от родины, но «таинственный манускрипт в пожелтевшей пергаментной обложке» могли доставить в Каргополь его земляки-добытчики.
И снова в краеведческом музее Каргополя с волнением извлечен из темных монастырских келий загадочный Колумбов дневник: 39 страниц плотной серовато-зеленой бумаги, как бы подпорченных водой. Кожаный переплет со следами песка облеплен ракушками и водорослями. Видно, с бочкой Колумбу не повезло.
К обложке страшно прикасаться, но откроем. Здесь известный текст обращения автора к тем, кто найдет этот дневник, который обязательно должен быть передан испанскому королю в собственные руки. Иначе «если ты этого не сделаешь — да постигнет тебя страшный суд!». Сильно сказано! И дата— 14 февраля 1493 года.