Журнал «Вокруг Света» №05 за 1985 год
Шрифт:
Несмотря на различие в политических, религиозных, философских воззрениях, нас объединяло главное — стремление своими руками внести конкретный вклад в борьбу против ядерной угрозы.
«Со страхом надо бороться!»
Лагеря, похожие на наш, организуются в разных странах уже около шестидесяти лет. Появились они в Западной Европе после первой мировой войны.
Работа в интернациональных трудовых лагерях уже по самой своей сути направлена против войны. Она помогает людям с различными политическими взглядами лучше узнать и понять друг друга, обсудить наболевшие вопросы и вместе искать пути их решения. Число таких лагерей растет по всему миру.
Одна из участниц нашего лагеря — Руфь Ингрид — в свои двадцать четыре года все это испытала на себе. Но ей повезло — она не только не попала в тюремную камеру, как случилось со многими ее соратницами в Великобритании, но даже сумела приехать в Советский Союз.
— Подумать только,— говорит Руфь,— пятнадцать Хиросим в боеголовке одной-единственной крылатой ракеты! А их на нашей территории уже девяносто шесть. Ведь это смертельно опасно, если учесть, что вслед за — не дай бог! — запуском крылатых ракет практически немедленно — через несколько минут — последует ответный удар. С сознанием этого, с этим ощущением страшно жить... Страшно рожать детей.
Со страхом надо бороться,— сделав паузу, добавляет Ингрид...
Если попытаться объединить все встречи и дискуссии участников лагеря — а разговоры не прекращались и в поле, и за обеденным столом, и по дороге на работу,— то получится как бы молодежный форум в миниатюре. Форум, на котором мы обсуждали те же проблемы, которые войдут в повестку дня предстоящего Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве.
Забор в Белфасте
Рассказывает Питер Эмерсон (Северная Ирландия, Белфаст), в прошлом учитель, ныне безработный.
Когда я говорю об Ольстере, то всегда вспоминаю Вьетнам. В судьбах наших народов много общего — и многовековая война за независимость, и борьба против искусственного расчленения страны. Разница лишь в том, что мы начали выступать за воссоединение раньше и до сих пор не победили. Когда в 1921 году Ирландия отвоевала, наконец, права британского доминиона, шесть графств Ольстера из десяти остались «самоуправляющейся провинцией Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии». Для полумиллиона католиков-ирландцев это означало одно — независимость превратилась в мираж. Межобщинная рознь — вещь ужасная. Накал страстей порой достигает критической точки. Так и случилось 12 августа 1969 года. Использовав начавшиеся тогда волнения, британские власти ввели войска, и Северная Ирландия превратилась в фронтовую полосу. Она остается таковой и по сей день. С той трагической даты в Ольстере убито более 2300 человек. Пятнадцать из них — «гуманными» пластиковыми пулями. Ранено двадцать четыре тысячи человек. Сейчас на нас испытывают новейшие достижения карательной техники и химии. Скажем, газ «си-ар» — он создает заграждения из ядовитой пены...
Бороться с этим кошмаром можно по-разному. Оружием. Голодовками. Демонстрациями протеста. Но можно искать и новые формы.
Белфаст, как кровоточащим рубцом, разделен на две части забором. По одну сторону — католики, по другую — протестанты. У забора — огромный пустырь, заросший сорняками. Этот пустырь и навел меня на мысль доказать миру, что и католики, и протестанты, и такие, как я, атеисты — в первую очередь люди. А значит, они могут — должны! — жить в мире друг с другом как равные, как добрые соседи...
Я собрал единомышленников — таких же безработных, как и я. Все вместе мы распахали этот пустырь и засеяли пшеницей. Нашей единственной в своем роде ферме уже три года. Она начала приносить доход. И не только коммерческий. Наш пример доказывает — мы можем жить и трудиться в мире. Иностранным войскам нет нужды «опекать» нас. Мы имеем право на мир и независимость. Мы — люди!
Дракон длинной в милю
Говорит Руфь Ингрид, государственная служащая в области социального обеспечения, активистка движения «Квакеры за мир», участница женского лагеря протеста «Гринэм-Коммон».
— Палаточный лагерь у ворот американской военной базы «Гринэм-Коммон» возник стихийно и внезапно, когда, несмотря на массовые протесты, в «Гринэм-Коммон» стали размещать американские крылатые ракеты. Для каждой женщины, приехавшей в лагерь мира, и тысяч других, объявивших о своей солидарности с нами, чувство персональной ответственности за судьбы мира выросло из чувства гнева и отчаяния...
Американская база обнесена огромной стеной. В ней девять ворот. И у каждых буквально в одночасье возник палаточный городок протестующих женщин. Так началось наше движение ненасильственных действий, о котором очень скоро заговорил весь мир. Мы поняли: никто в нашей стране не изменит курс, ведущий к массовой катастрофе, если мы сами не докажем, что существуют иные пути решения проблем — не опирающиеся на угрозу и насилие. Каждый из нас по-своему, как может, должен нести персональную ответственность за мир, в котором мы пока еще живем.
Вот, например, Сьюзен Лэм. Как-то раз, когда мы вдвоем ездили за продуктами для палаточного городка, она рассказала мне, что привело ее в «Гринэм-Коммон».
«Однажды, в день рождения моей дочери,— вспоминала Сьюзен,— я привезла девочку в Лондон и повела ее в зоопарк. Уэльс, где мы живем,— место очень спокойное. А в Лондоне каждый самолет, который пролетал над нашими головами, ужасно пугал дочку. Она испуганно всматривалась в небо и постоянно спрашивала: «Мамочка, они собираются нас бомбить?»
Неожиданно я отчетливо поняла, что страх моей дочери донельзя реален, что ее слова — самое серьезное предупреждение, которое мне довелось слышать. И я ужаснулась, что позволила ей жить и расти с таким страхом. Некоторое время спустя я увидела по телевидению программу «Защита и выживание». И я представила, что мне предстоит сидеть и смотреть, как будут умирать мои дети. Дети ведь намного восприимчивее к радиации, чем взрослые, а значит, мне предстоит сначала увидеть их агонию, а затем умереть самой. И тут мне стало совершенно ясно, что я должна что-то делать для моих детей. Моя прямая обязанность — сохранить мир, в котором они могли бы спокойно расти».
А вот свидетельство еще одной активистки нашего движения — Сары ван Виин:
«Когда я впервые услышала о женском лагере, мне показалось, что лишения, на которые придется идти, не под силу такому человеку, как я,— с двумя маленькими детьми.
Но однажды я получила из «Гринэм-Коммон» письмо, в котором говорилось, что правительство собирается разогнать лагерь. Я взяла спальный мешок и отправилась за двести миль в «Гринэм-Коммон», не зная, что из этого получится. Я никогда раньше не была в лагере мира и даже толком не представляла, что там происходит. Но теплота, с которой меня встретили, полное отсутствие недоверия или отчужденности доказали мне, что я приняла правильное решение. Здесь я наконец четко поняла, что лагерь мира — больше чем просто смелый жест неповиновения. Это овеществленная метафора личной ответственности. Это постоянное напоминание правительству, что множество людей не желает гонки вооружений».