Журнал «Вокруг Света» №05 за 1986 год
Шрифт:
— Перекатывают яйца, чтобы нагревались равномерно со всех сторон,— поясняет Карлос.— Гнезда свои, как вы заметили, олуши устраивают прямо на земле. Откладывают, как правило, два-три яйца. В поисках пищи птицы не удаляются от берега и поэтому часто выводят всех птенцов, без потерь. Наконец мы достигаем вершины вулкана. Отсюда, с края кратера, хорошо видно его глубокое днище. Оно усеяно темными точками.
— Почти все птицы высиживают птенцов там, на дне кратера,— Карлос описывает рукой круг, повторяя его контуры.— Самое трудное для матери начинается после того, как птенцы вылупятся. Кругом все ровное и голое — ни скалы, ни кустика, а солнце из зенита жарит
Однако отнюдь не все птицы такие глупые. Некоторые олуши — я даже фотографировал их — сидят под большими камнями, в расщелинах. Значит, отдельные экземпляры поняли, что камни отбрасывают тень и что там можно оставлять птенцов, пока отправляешься добывать пищу? Они, видимо, лучше приспособились к условиям окружающей среды, чем те, что выводят потомство на голом дне кратера? Следовательно, у этих, «умных», и их потомства шансов на выживание больше, чем у тех, «глупых»?..
На Дафне — тишина, созерцание бескрайнего океана, скал, птиц. Можно выбирать любой ракурс, снимая его обитателей с близкого расстояния.
— Тихо. Не то что на Эспаньоле,— задумчиво произносит Карлос.
— А чем там хуже? Такой же ведь остров...
— Такой же, да не совсем,— отвечает он.— Здесь только мягкий свист ветра, а там грохот прибоя да нескончаемые резкие крики птиц и рыканье морских львов.
— Что же они так все время, без передышки, и рыкают?
— Все время, пока туристы находятся близко, львы лают, как охрипшие собаки. Так каждый из них предупреждает, чтобы вы не вторгались на территорию его гарема. Между прочим,— неожиданно оживляется Карлос,— на примере семейной жизни морских львов лишний раз видна великая премудрость матери-Природы. Судите сами. Взрослый самец обычно содержит гарем из 20—30 самок. Постоянная активность и бдительная охрана гарема от чужаков приводят к тому, что «султан» быстро слабеет. В этом случае он добровольно покидает гарем и удаляется на «остров холостяков». Там находятся только взрослые самцы, их агрессивность исчезает, они набираются сил, устраивают новые гаремы.
Из налетевшего облачка сыплется мелкая водяная труха. Как и на большинстве островов, дожди на Дафне выпадают часто. Но из растительности тут можно увидеть только лишайники разных размеров и расцветок да кактусы, включая довольно крупные опунции: лишь им удается побеждать вулканическую лаву, из которой сложен остров.
— Скоро увидите совсем другую растительность,— словно читая мои мысли, говорит Карлос.— Моя бухточка на Исабеле со всех сторон окружена вечнозеленым лесом. Не верите?
Дождь и желание побывать в таинственной бухточке, увидеть «аквариум Айялы» подгоняют нас. Спускаемся на берег. И снова весело стучит мотор, снова попутный ветер надувает паруса. «Остров голубых лапок» тает в океанской дали.
Достигнув Исабелы, яхта встает на якорь напротив хмурого и неприветливого мыса. Низкий берег усеян большими черными камнями, о которые с шумом разбиваются волны. Дальше, за камнями, видны желтые песчаные плешины. На самом краю мыса раскачиваются на ветру полузасохшие низкорослые деревца, тут же красуются могучие деревья с пышными зелеными кронами. Как это им удалось вцепиться в каменистый мыс и выстоять под напором ветров и волн? Не видно ни одного живого существа, не слышно даже скрипучих криков чаек.
Мы спускаемся в катер, и Карлос уверенно ведет его по заливу,
Мангры — еще один пример происходящей в природе, в том числе и на Галапагосах, круговерти. Занимают они песчаные или илистые почвы, постоянно омываемые морской водой. Море подтачивает и разрушает берег и наносит к корням мангров песок и ил. За них зацепляются молодые побеги, и таким путем мантры с помощью моря наступают... на море. Старые деревья остаются «в тылу», утрачивают непосредственный контакт с морем и отмирают. Их место занимает другая растительность. А море продолжает точить берег и обеспечивать мангровые заросли необходимым «строительным материалом» — песком или илом. Такие заросли — естественный питомник воспроизводства местной фауны: в них устраивают свои гнезда птицы, тут нерестятся многие виды рыб, размножаются креветки.
Катер сбавляет обороты. Карлос вглядывается в берег, если только можно назвать так серо-зеленую полосу свисающих в воду толстых нитей. Это молодые побеги мангров, «бойцы переднего края». Впереди — тупик, но именно туда мы и направляемся. Через еле различимое в чащобе окно катер прорезает стену и попадает в обширное спокойное озеро.
Несемся по озеру прямо на противоположную стену мангров. Поворот руля, и катер на малых оборотах входит в узкую протоку. В некоторых местах крыша из переплетенных стволов и ветвей нависает так низко, что приходится наклонять голову. Все вглядываются вперед.
Протока оказывается узкой и длинной, но вот она расширяется, и Карлос нарушает молчание.
— Однажды,— говорит он,— шторм загнал наши баркасы в то озеро, которое мы только что пересекли. Стоим день, другой, ждем, пока погода наладится. От нечего делать мы с приятелем стали ловить рыбу с лодки, увидели протоку и решили узнать, куда она ведет. Так мы открыли «аквариум».
Протока опять сужается, да так, что заросли того и гляди захватят катер в свой цепкий плен. Карлос глушит мотор.
— Ну вот и приехали,— он понижает голос почти до шепота.— Теперь надо сидеть тихо-тихо и только смотреть в воду.
Катер по инерции выплывает на середину крохотного озерца. Диаметр его метров двадцать, не больше. Со всех сторон плотным кольцом его окружают заросли. Сквозь голубую воду просвечивает песчаное дно, до него метра полтора-два. Над головой — такой же голубой круг неба. Это и есть «аквариум Айялы».
Дышится на этом водном пятачке легко и свободно. Ни комаров тебе, ни москитов. Невольно припомнились поездки по кубинским островкам — «кайос», где не давал ни минуты покоя проклятый «хехен» — гнусное создание величиной с булавочную головку, просачивающееся даже сквозь марлевую сетку.
Свен, одетый в зеленую куртку с множеством карманов, с жокейкой на голове и фотоаппаратом на шее, сидит рядом со мной. Внезапно он трогает меня за локоть и кивает на воду. В нескольких метрах от катера распласталось в воде большое светло-оранжевое... детское одеяло. Оно медленно плывет углом вперед. «Нос» чуть завернут вверх, на белой подкладке виднеется небольшое круглое отверстие.
— Глаз? — шепотом спрашивает Свен Карлоса.
— Рот,— тоже шепотом отвечает тот, не скрывая иронической усмешки.