Журнал «Вокруг Света» №05 за 1986 год
Шрифт:
Продолжения диалога не последовало. Свен, не удержавшись, издает негромкий возглас, в который вложено все: «Смотрите, смотрите туда! Сколько их! Красота-то какая!..»
Следом за первым «одеялом» в «аквариум» вплывает второе, третье, четвертое... Они плывут, растянувшись в шеренгу. Мы насчитываем более десятка «одеял» разной величины.
— Да это же скаты!
Я снимаю кадр за кадром, пока Карлос не трогает меня за плечо. Оборачиваюсь. Он показывает на молодые побеги. Под ними застыла светло-серая торпеда длиной больше метра.
—
— А если ручные, поздоровайтесь с ней — пожмите ей плавник или погладьте по носику,— шелестят губы Свена. Он закатывается беззвучным смехом, считая, видимо, что отомстил за свой промах с «глазом» и за ироническую усмешку Карлоса.
Наступает моя очередь потянуть Свена за рукав, и, когда он поворачивается в мою сторону, объективом фотоаппарата я указываю на нос катера. Там топчется на тонких лапках серо-синяя птица с длинным клювом, величиной с дрозда. Улетать она не спешит и не реагирует ни на наши движения, ни на щелчки фотоаппаратов.
Мы провели в «аквариуме» незабываемые полчаса, открыв для себя немало чудес и сделав редкие снимки его обитателей. И как ни жаль было покидать «аквариум Айялы», надо было помнить о том, что сумерки в тропиках опускаются быстро. Перспектива встретить темноту в мангровом лесу никого не устраивала. Вот почему обратный путь показался нам намного короче.
Когда яхта отошла от берега и взяла курс на Бальтру, по небу расплывалась полоса пылающего розового заката всех оттенков. Тяжелые чернильные сумерки опускались на остров с его вулканами, мантрами и внутренними озерами, на мрачный мыс, у подножия которого плескались волны, на затихавший вечерний океан. На фоне поистине райских красок галапагосского заката мыс со стоявшими на нем ветвистыми сказочными деревьями и темные контуры поднимавшихся за ними вершин острова Исабела представали таинственными символами «Зачарованного архипелага».
...Часа через два яхта бросила якорь на Канале. Еще двумя часами позже мы были в Пуэрто-Айоре.
Поселок жил обычной, ничем не нарушаемой жизнью. В домиках Дарвиновского центра мирно мерцали огоньки. Из отеля доносилась приглушенная музыка. А на прибрежных камнях, как изваяние, застыла «домашняя» цапля. Вскоре и ее тонкий силуэт растворился в надвинувшейся на остров ночной тьме.
Галапагосский архипелаг
Вадим Листов, корр. «Правды» — специально для «Вокруг света»
Герберт В. Франке. Законы равновесия
Тишина. В окнах звуконепроницаемые стекла. Лишь за дверью время от времени слышится слабый шум: то прошелестят по синтетическому покрытию пола резиновые колесики, то послышится потрескивание накрахмаленных халатов, то чей-то шепот. Все вокруг пропитано запахом дезинфекции — ковры, книги,
— Вот она! — пробормотала медсестра, вынимая перфокарту из картотеки.— Форсайт, Джеймс. 26 лет. Отделение Р2.
— Отделение Р2? — переспросил брюнет, сидевший в глубоком овальном кресле с оранжевой обивкой.
Врач потянулся за перфокартой.
— Р2 — отделение для душевнобольных преступников. Если вы хотите что-то узнать у него, то не мешкайте, инспектор. Сегодня после обеда его переориентируют.
— Можно на него взглянуть?
— Пойдемте!
Хотя врач шел быстро, движения его были размеренными, степенными — человек, которому подчиняются шестьсот операционных автоматов, должен и вести себя подобающе. Инспектор следовал за ним.
Им пришлось пройти по длинным безлюдным коридорам, потом на лифте спуститься в подвальный этаж.
— Смотрите, вот он! — Врач остановился перед одной из дверей.
На уровне глаз находилось потайное окошечко. Инспектор заглянул в камеру, где, кроме откидной кровати и санузла, ничего не было. На матрасе из пенопласта сидел молодой человек внешности ничем не примечательной. Лоб у него высокий, в морщинах, рот тонкогубый, глаза полузакрыты.
— В чем проявляется его болезнь? — поинтересовался инспектор.
— Мы уже проделали с ним кое-какие опыты,— ответил врач.— Погодите, я, может быть, вам продемонстрирую...
Он огляделся, потом подошел к одному из встроенных стенных шкафов. Достал из него пылесос — продолговатый, в светло-коричневом синтетическом футляре аппарат. Конечно, футляр был запломбирован.
Врач открыл дверь и пододвинул аппарат ногой в камеру. Не говоря ни слова, опять закрыл дверь. Жестом руки подозвал инспектора и указал на потайное окошечко. Некоторое время они молчали, потом врач спросил:
— Что вы видите?
— Он двигается. Встал... наклонился... Поднял аппарат, поставил на постель.
— Хорошо! — сказал врач с оттенком торжества в голосе.— Сейчас вы сами убедитесь.
— Он повертел аппарат... Склонился над ним... Теперь я ничего не могу разобрать!
— Позвольте мне... ага... я так и думал! Можете удостовериться!
Инспектор опять подошел к окошечку.
— Он... Что?! Боже мой, он сорвал пломбу! И вы допускаете это, доктор?
Врач пожал плечами.
— Это помещение, любезнейший, в некотором смысле ничейная земля. Здесь законы этики не действуют. Но сейчас будьте повнимательнее!
Инспектор снова заглянул в камеру. Прислонившись к двери, он пригнулся, будто на плечи ему давила тяжелая ноша.
— Ну что? — спросил врач.
Его гость энергичным движением закрыл заслонкой смотровое окошко. Побледнев, проговорил дрогнувшим голосом:
— Непостижимо! Это извращение... Безумие... Он вывинтил винты, снял крышку. Что-то достал из аппарата — провод, стеклянный патрон и еще что-то блестящее, металлическое... Это омерзительно... я не могу вынести этого.