Журнал «Вокруг Света» №05 за 1990 год
Шрифт:
Франк — художник. Ему за шестьдесят. Сухопар, бодр. Похоже, даже ночью не расстается со своим прекрасным фотоаппаратом. Он и меня снимает то в палатке, то возле нее или с собакой Кристи. И при этом убеждает, что в жизни надо чаще улыбаться. Рядом с Франком всегда его жена, японка Су. Спокойная и задумчивая.
К лагерю лихо подруливает «Нива». Еще три девушки из Кызыла — преподавательницы пединститута приехали помочь нам.
18 августа. На фоне закатного солнца фигура Дэвида. Идет съемка, тихо, только слышен голос Эттенборо:
«День завершается. Пробуждаются к активной ночной жизни хомячки...»
И
Катя и Алеша в алых майках, на которых изображен хомячок, а вокруг надпись: «Экспедиция «Вахта Земли», Тувинская АССР. Я люблю хомячка!» Они прогуливаются по степи. Отпускают собаку с поводка, и Кристи бежит к норе, роет лапами землю. Зрителю сюжет наверняка понравится. Кристи — умная собака, уложилась всего лишь в пять дублей...
19 августа. В краткие минуты расставания события развиваются стремительно. Многое становится определеннее, и не нужно больше сдерживать эмоции.
Мы собрались все вместе. В руках самодельные флаги экспедиции, что развевались эти дни на высоком шесте. Снимки на память. Провожаем Дэвида Эттенборо. Завтра уезжать и мне. На Чукотку...
— О, Арктик — восклицает Франк. И рассказывает, как во время африканского сафари он снимал льва, терзающего антилопу, и не заметил, что сзади подошло стадо слонов, и огромный самец бросился на фотографа.
— Хобот кверху, уши растопырены!.. Я тоже хочу с тобой на Чукотку,— неожиданно закончил он. — Организуем? На будущий год...
Последняя ночь. Не спится. Ухожу в степь, где парами блуждают огоньки. Наташа Бодяк и Джо Розак ходят за самцом. Этот зверь беспокойный. В норку забегает на пять-десять минут и снова рыскает по степи, набивает свои защечные мешки кормом, таскает в кладовки. Дан Кютур и Юрис Вулис на площадке самой спокойной самочки. Юрис спит на земле, Дан на надувном матрасе. Вместо «маячка» — лампа: внутри горит свечка, воск вытекает в специальные дырочки. Приятно пахнет, как в церкви. Включен приемник, и из него слышно успокаивающее «пик-пик-пик». На месте зверь. Я снимаю друзей на прощанье.
Владимир Семенов Озеро Тере-Холь, Тувинская АССР
Луи Буссенар. За десятью миллионами к Рыжему Опоссуму
Источник имеет в ширину около четырех метров. Он глубок, и вода в нем свежая и прозрачная. Его берега покрыты цветами. Травянистый покров тянется сколько видит глаз.
Все пьют воду с наслаждением, маленькими глотками, долго ее потягивая, как дегустаторы, пробующие волшебный ликер, от которого нельзя оторваться. Надо было испытать пытку жаждой, худшую, чем голод, когда язык не двигается и висит, как сухая пакля, чтобы оценить благо глотка воды!
Какое блаженство ощущать, как вода попадает в сжавшийся желудок и возрождает организм, усиливает циркуляцию крови, нарушенную испарением влаги.
Однако такое опьянение водой может оказаться роковым, и надо сдержать исступленность, впрочем, вполне понятную, которую проявляют даже самые благоразумные. Лично я выпил лишь несколько глотков кофе, случайно оставшихся в моей фляге, потом пожевал лист эвкалипта. Некогда в Индии я чуть не умер, когда после длительной жажды выпил холодной воды в жуткую жару, и теперь это воспоминание побуждает меня сдержать нетерпение. Мой героизм объясняется страхом перед болями в желудке.
Том, настоящий туземец, кажется, не испытывает ни голода, ни жажды.
Животных напоили и щедро обмыли водой, а я собираюсь, как гурман, медленно насладиться мелкими глотками воды. И в тот момент, когда я наклоняюсь над источником, чтобы попить в охотку, меня останавливает громкий крик.
Мисс Мэри, бледная, испуганная, с расширенными зрачками, падает на землю и издает сдавленные крики. Майора, Мак-Кроули и Робартса тоже охватывает какое-то недомогание. Они бегут, не разбирая дороги, натыкаются на деревья и вопят как сумасшедшие. Страшные гримасы искажают их лица. Они закрывают руками глаза от света, который, видимо, причиняет им невыносимую боль.
— Мисс, что с вами? — спрашиваю я с тревогой.
— Мне больно,— шепчет бедная девушка прерывающимся голосом.— У меня горит в груди. Болят глаза. Дядя! Дик! Эдвард! На помощь!
Молодые люди и старик, находящиеся в странном оцепенении, разражаются нелепым смехом.
Часть путешественников, кажется, пала жертвой той же непонятной болезни. Не иначе, как я попал в сумасшедший дом. Или сам сошел с ума?
Верховые и тягловые лошади тоже вскоре начинают беситься, еще больше усиливая сумятицу.
Я подбегаю к друзьям. Робартс хватает руками воздух, как эпилептик, потом падает ничком, скребет землю руками и ногами, а затем теряет сознание.
Сириль, мой бедный Сириль, душераздирающим голосом взывает ко мне:
— Брат! Я сошел с ума. У меня горит в желудке. Я ничего не вижу. О, боже, я умираю!
— Не покидайте меня, мсье Б...— жалобно стонет мисс Мэри.
Я стараюсь не терять присутствия духа, хотя сердце мое сжимается от ужаса.
— Том, скорее к своему хозяину!
— Да, друг, бедный мастер! Я идет.
Мисс Мэри теряет сознание, ее челюсти сжимаются, глаза закрыты. Я приподнимаю одно веко и отшатываюсь, потрясенный. Зрачок расширен, по меньшей мере, в три раза против обычного. Радужная оболочка настолько сократилась, что остался едва заметный круглый ободок.
Подхожу к Сирилю, к Робартсу, к другим больным: у всех тот же симптом. У всех одинаково расширены зрачки.
Меня осеняет: они отравились. Это безумие, наступившее чуть ли не моментально и сопровождающееся бредом, конвульсиями, болями в животе, светобоязнью,— все эти явления могут быть вызваны только одним растением — белладонной. Они пропали, если я не найду противоядия. Но почему только Том и я избежали отравления?