Журнал «Вокруг Света» №06 за 1995 год
Шрифт:
Платки бывают белые и черные, зеленые и золотистые, пестрые, с разноцветными кистями и бахромой. Зато сандалии почти все одинаковы, разве что одни по старинке делают из кожи, а другие — из резины. Их скидывают у двери, ведущей в жилье, так что, если гостей скопилось немало и все они уходят разом, найти свою пару не очень-то легко. Вот тут и начинаются различные символические манипуляции. Гостю нежеланному, назойливому или нарушающему обычаи могут перевернуть сандалии подошвой вверх. Это значит, что от новых визитов лучше воздержаться. С теми же, кто не понимает намеков, может приключиться история вроде той, что рассказал мой приятель Саид:
— Что это за отцы коротких
С помощью обуви можно наглядно выразить отказ от своих прав или притязаний. Так, по древнему обычаю, двоюродный брат имеет преимущественное право женитьбы на своей двоюродной сестре. Ему делается скидка при выплате брачного выкупа, и никто другой не может взять в жены девушку без его разрешения. Чтобы показать, что он не возражает, устраивалась такая церемония, кое-где сохранившаяся до сих пор, — кузен сбрасывал с ноги обувь, приговаривая:
— Моя двоюродная сестра — моя сандалия, я отказываюсь от нее.
Такая традиция, вероятно, имеет общесемитское происхождение. Достаточно обратиться к ветхозаветной «Книге Руфь», где благочестивый израильтянин Вооз получает право купить земли покойных Елимелеха и двух его сыновей, а также жениться на вдове одного из них, моавитянке Руфи, «чтобы оставить имя умершего в уделе его и чтобы не исчезло имя умершего между братьями его и у ворот местопребывания его» (Глава 3, стих 10). Это право передает Воозу более близкий родственник усопших, сняв сандалию (в русском синодальном издании « сапог»). И в тексте поясняется: «Прежде такой был обычай у Израиля при выкупе и при мене, для подтверждения какого-либо дела: один снимал сапог свой и давал другому (который принимал право родственника) , и это было свидетельством у Израиля» (Глава 3, стих 7).
А еще, если человек ходит, приволакивая ноги, в шаркающих сандалиях, значит он предусмотрителен и осторожен: шуршащие звуки отпугивают ядовитых змей и скорпионов.
По кинжалу встречают
На Юге Аравии редко судят о человеке по одежке. Никто не старается поразить окружающих пышностью или необычностью своего наряда. И когда живущие на плоскогорье мужчины племени сайбан носят в холодное время алые шерстяные шали сочного карминного оттенка, то делают это не для того, чтобы произвести впечатление на соседей, а просто потому, что здесь так принято.
Кстати, было бы неверным утверждать, что в мире традиционной одежды нет места изменчивой моде. За восемь лет, что я бываю на юго-востоке Йемена, традиционный крой женских черных платьев, конечно, не изменился, но в моду вошел «жатый» панбархат с рельефным узором и отделкой из тонкого золотого жгута. Появились ажурные лицевые покрывала-сетки, подражающие старым покрывалам-маскам. А сколько раз менялись головные платки у мужчин!
То в моду входили палестинские шмахи черно-белые или бело-красные, то сделанные на заказ в Японии белые платки с вышитой в уголке волшебной птицей, то индонезийские, черные с кистями, придававшие мирным шоферам обличие кровожаднейших из пиратов.
Тут тоже есть мода, но развивается она по-своему. Дело еще в том, что в традиционной одежде жителей Южной Аравии отражалась их принадлежность к той или иной социальной группе. Свои отличия у потомков Пророка, ученых шейхов и людей из племен, а также у купцов, крестьян, ремесленников и других неполноправных «слабаков» слуг и рабов. Так, белые одеяния носили женщины «из дома Пророка». Представители племенной группы имели право носить оружие. Редкий племенник, выходя из дома (из шатра, из пещеры), не прихватывал с собою фитильный мушкет, английский карабин или немецкую маузеровскую винтовку. До сих пор на юге Аравийского полуострова хранится такое количество старого стрелкового оружия любых марок, что его хватило бы не на один оружейный музей.
И все же сословные различия в одежде — особенно в племенах — мало бросались в глаза, а в наш-то век заметны и того меньше. Важно не как одет человек, а какое место занимает он за общей трапезой или на общем сборе; важно как он держится, как смотрит, как говорит.
И еще важен кинжал — кривая широкая джамбийя. На юге Йемена, если перед вами мужчина с кинжалом, значит, он вождь племени. На севере, где джамбийю носят многие, все дело в ее месте на поясе: висит справа, значит, большой человек, висит посредине — достойный человек, висит слева — тоже достойный, но почета ему меньше, чем первому и даже второму.
О социальном положении может говорить не только кинжал. Например, в Египте при короле Фаруке египтянин в длиннополой рубахе галабие слыл человеком второго сорта, деревенщиной. При входе в большие рестораны и кинотеатры Каира висели уведомления: «В галабиях вход воспрещен». Только после свержения монархии рубаха была наконец реабилитирована.
В Омане и Саудовской Аравии, напротив, белая рубаха до пят с длинными рукавами, шилаха, или дишдаша, считается самой достойной одеждой в отличие от «неприличной» мужской юбки. Аденский прокоммунистический режим тоже пытался бороться с юбками, запрещая таксистам и клеркам носить их в рабочее время. Но запрет этот, как и многие другие, соблюдался, прямо скажем, не очень пунктуально.
Зато в Саудовскую Аравию йеменцу в юбке въезда нет. Помню свое удивление, когда жители Хадрамаута перед трапом самолета, выполнявшего рейс Мукалла-Джидда, при всем честном народе снимали свои шейдеры и футы, напяливая через головы шилахи и дишдаши. На обратном пути рубахи сбрасывали, пока самолет шел на посадку, и на родную землю йеменец ступал уже в привычном наряде.
Махрийские племена, живущие на границе Йемена и Омана, легко меняют юбку на рубаху. Если они недовольны йеменским правительством, то с вызовом щеголяют в долгополых белых шилахах. Если у них претензии к султану Омана, махрийские мужчины переодеваются в юбки. Очень удобно и наглядно.