Журнал «Вокруг Света» №07 за 1973 год
Шрифт:
Хватит об этом думать. Гуго для того и берет отпуск зимой, чтобы здесь, в горах, хоть немного стряхнуть с себя надоевшие заботы. Третий раз приезжает он сюда, в Хаммерталь. Первый раз его поставили внизу, теперь он стоит уже на предпоследней площадке. «Можно сказать, — усмехнулся Гуго, — что вся моя карьера у Поммера — непрерывное восхождение». И чем выше, тем меньше дел. Новичков здесь не бывает, учить не надо. Всего-то — поддержать под локоть да застегнуть крепления. Если встать пораньше, то и самому удается пройти трассу раз-другой.
Вечером, когда все служащие Поммера собираются
— Мы поднимались на Хайди на своих двоих часа два-три. Какой же смысл было расставаться с высотой за считанные секунды, лететь вниз сломя голову?
Каждый вечер Мориц сидит в пивной и рассказывает о своих победах. Локаль так и называется «Золотая медаль» — в его честь. Старый горнолыжник восседает в центре зала под керосиновой лампой с семи до десяти. За это ему полагаются пять кружек пива бесплатно, первая — в семь, последняя — в десять. Из уважения к преклонному возрасту ему поставили кресло-качалку. Остальные гости сидят, не снимая шляп, на широких лавках, обитых телячьими шкурами. Клоссы (Клосс — мясо в тесте.) подают по-тирольски: в чугунных горшках, картофель — на глиняных расписных блюдах, все как сто лет назад, а выглянешь в окно — весь двор забит машинами, половина из них — спортивные.
Гуго посмотрел вниз, на кирху Святого Мартина. Ровно одиннадцать — с колокольни взметнулась стая птиц, напуганная гулом, и Гуго представил себе, как медленно раскачивается позеленевший язык колокола. От несильных ударов рождаются глухие надтреснутые звуки, они выбираются из-под медной шапки и плывут, как облака, над долиной, пока не запутаются в еловой хвое. Но это все там, внизу: звуки не доходят и до середины трассы, а Гуго почти у самой вершины.
Сегодня до его площадки поднялись только двое: пожилой англичанин, который каждое утро до ленча проходит трассу, и девушка в красном свитере. Очень хорошенькая, но... Гуго вспомнил слова из песенки Уве Хасселя: «Кто водит «ягуара», тому рабочий класс не пара...»
В долине на дороге из-за поворота показался красный автобус. Целая группа? Гуго перегнулся через перила: иссиня-черные головы без шапок, оживленные жесты — итальянцы. Они рассыпались по дну долины, как маслины на блюде. Гуго слышал вчера, что Поммер нанял бригаду подсыпать свежий снег на трассу.
Они направились к подъемнику и вышли на нижней площадке. Дальше по склону взбирались пешком, глубоко проваливаясь в снег. «Интересно, по скольку ватт сэкономил Поммер на каждом?» — подумал Гуго. Последний из итальянцев остановился метрах в тридцати ниже второй площадки. Подойти, что ли, к нему — «гутен таг» сказать...
Вот уже две недели, как Гуго Киршке никак не оставляло чувство мучительной вины перед каждым итальянцем, какой только попадал в поле зрения. В памяти неотступно вставал Бенито —
На заводе все время было неспокойно, особенно после рождества, когда появились первые иностранцы. Их было немного, но, казалось, они заполнили все цехи: куда ни пойдешь, обязательно наткнешься на итальянца или грека. В столовой они старались держаться вместе и занимали место в углу, куда уборщицы составили облупившиеся столики и стулья с отломанными ножками. Только и тут их не оставляли в покое. То прилепят на стену бумажку с надписью «Для цветных», то сунут на стол тарелку со слипшимися макаронами.
Незадолго до конца работы к Гуго подошел Эрих, секретарь заводской ячейки СНРМ (СНРМ — Социалистическая немецкая рабочая молодежь ФРГ.) :
— Сегодня собираемся. Есть дело.
Когда ребята расселись за двумя сдвинутыми столиками — кельнеры локаля привыкли, что в таких случаях в этом углу бывает много посетителей и мало пива, — обычно сдержанный Эрих даже пристукнул кружкой по столу.
— Мы должны что-то сделать. Посмотрите, как старики относятся к итальянцам. Этак мы опять вернемся к «юберменшам».
— Что же ты предлагаешь, с каждым под ручку ходить?
— Нет, начнем с малого...
После этого Гуго и его друзья по ячейке стали садиться за соседние столики, поближе к «гастарбайтер» («Гастарбайтер» — иностранные рабочие.) , и как-то поймали одного типа с пачкой гнусных листков. Этого человека никто не знал, хотя у него и был заводской пропуск.
— Ты защищаешь иностранцев, — бушевал отец, — а настоящим кадровым рабочим того и гляди расчет дадут.
И действительно, пожилые рабочие вскоре один за другим начали получать зеленые увольнительные бланки. В один из дней рассчитали и Франца Клауриха, старого друга отца и его ровесника. В то утро Киршке-старший так расстроился, что запорол две заготовки. А тут еще на него чуть не налетел с тележкой Бенито, и отец дал волю своему гневу: «Умой свою рожу, шарманщик!», да так толкнул парня, что тот перевернулся со своей тачкой и по уши зарылся в металлическую стружку.
Когда Гуго прибежал в цех, отец и Бенито стояли, сжав кулаки, покрасневшие, выкрикивали ругательства по-немецки и по-итальянски.
Рабочие за соседними станками ухмылялись — они явно были на стороне отца.
«Только драки не хватало», — Гуго бросился между отцом и Бенито.
В этот вечер Эрих и Гуго сидели в локале.
— Эрих, пойми, — оправдывался Гуго, — в этот момент я не думал, кто немец, кто итальянец, отец прав или Бенито. Сам не знаю, как это получилось...
— Теперь ты понимаешь, как трудно перестроиться старикам?
Собственно, после этой стычки Гуго и пришла мысль устроить лекцию. Студенты подсказали тему «Рейман и Грамши». Друзья из типографии напечатали билеты с их профилями. В обед ребята разъезжали в маленьких автокарах по гигантскому кузнечно-прессовому цеху и раздавали билеты, стараясь не обойти никого из пожилых рабочих.