Журнал «Вокруг Света» №07 за 1973 год
Шрифт:
...За окном забрезжил рассвет. Туманная дымка прямо на глазах таяла, и розоватая кромка Кордильер отчетливо прорисовалась в утреннем небе.
— Не устал? — спрашивает Марсель.
— Нет.
— А я порядком вымотался, хотя поспать сегодня уже не удастся. В девять — заседание ЦК. Нужно кое-что продумать и набросать план выступления. Давай продолжим завтра. Поехали снова рисовать.
Откладывать разговор не хотелось, но вид у Марселя был слишком усталый, и я его пожалел.
А на следующий день, как очень часто бывает, журналистская
Поезд в Ренго приходит далеко за полночь. На перроне — ни души. Вдруг, словно из-под земли, передо мной вырастают несколько фигур.
— Все в порядке, товарич, — говорит одна из теней, подхватывая у меня из рук дорожную сумку.
Дружной толпой выходим на привокзальную площадь. После гари Сантьяго радует приятный деревенский запах: полынь и прелые опавшие листья. В тесной «ситронете» разместились с трудом. Большинство встречавших, помахав нам малярными кистями и прогромыхав на прощание банками с краской, растворились в темноте.
— Это бригадисты из «Рамоны Парра», — говорит старший. — Впереди у них тяжелая ночь. Марсель, приехав сюда неделю назад, помог организовать бригаду, а сейчас он в лагере на строительстве канала. Встретить сам не мог: в полночь началось заседание штаба отряда.
В Ренго я попал только на следующее утро после часовой езды по пыльной дороге среди виноградников, плантаций кукурузы и подсолнуха.
Вдоль узенькой речки — цепочка плакучих ив. На небольшом пятачке в тени стоят несколько разноцветных палаток, длинный навес под соломенной крышей. На флагштоке — чилийский флаг.
Место в палатке мне отвели удобное, рядом с койкой Марселя. На завтрак — стакан, апельсинового сока, бутерброд с сыром. Рабочую одежду выбирали недолго. Старые джинсы и рубашка пришлись впору. Саперная лопатка с коротким черенком, отполированным ладонями до блеска, казалась легкой, чуть ли не игрушечной.
Приезд новичка в лагере — дело обычное, и на меня никто не обращал внимания, когда мы с Рикардо, ответственным за распределение рабочей силы, шли по пыльной дороге вдоль трассы будущего канала,
Земля была как перепеченный каравай хлеба. Глубокие трещины шириной чуть ли не в ладонь веером разбегались в разные стороны. Пожухлые листья фрихолес покрылись толстым серым слоем пыли. От жары даже островки кактусов, для которых пекло, казалось бы, благо, выглядели жалкими морскими ежами, выброшенными волной на берег.
Только у речки пейзаж резко менялся. На сочных упругих стеблях кукурузы весело кивали красными головками местные вьюны копиуэ, зеленели виноградные навесы.
Наличие воды меняло картину на глазах. Сколько овощей и фруктов можно было бы выращивать дополнительно в центральной части Чили, если бы удалось создать национальную систему ирригации! «Секия» — засуха — один из самых жестоких врагов чилийского крестьянина. В некоторых провинциях страны, когда гибнет урожай, крестьяне вывешивают над домами черные флаги — символ водяного голода.
— Засуха, — говорил мне как-то министр освоения и колонизации земель Умберто Мартонес, — несчастье, которое можно сравнить разве только с землетрясением.
Увидев узкую траншею, на дне которой ковыряли лопатами несколько ребят, я поначалу искренне разочаровался. Слово «канал» вызывало совсем другие ассоциации. Невольно вспомнил наши гиганты в Каракумах и Голодной степи. Здесь размах скромный.
— Полгода назад крестьяне Ренго, — рассказывал Рикардо, — получили по закону об аграрной реформе большой участок помещичьей земли. Но основная территория, на которой можно выращивать виноград, помидоры, фасоль, лежит в долине без воды — пустошь. Речка рядом, в двух километрах, но прорыть канал пятьдесят крестьянских семей не могут — не хватит сил, а о технике и говорить нечего. Бульдозер или экскаватор в условиях нынешней чилийской деревни пока еще непозволительная роскошь.
О нужде ренговских крестьян узнали в ЦК Коммунистической молодежи Чили и предложили помочь в строительстве канала. Инициативу КМЧ поддержали и другие молодежные организации страны: социалисты, радикалы. Всего здесь сейчас около двухсот ребят. Многим по пятнадцать-шестнадцать лет, но работают все на совесть.
Поставили меня, как я просил, в паре с Марселем. Рыть землю дело нехитрое, знакомое, но когда почва — сплошной камень, а над головой нещадное солнце, то оно превратилось в муку. В первый день норму мы не выполнили, несмотря на то, что спину разогнуть к вечеру я не мог.
Только купание в речке да чашка чаю, заботливо принесенная Марселем в палатку (об ужине не хотелось и думать), заставили слегка взбодриться.
— Ты что, правда, решил рыть канал? — спрашивает меня Марсель, когда мы остались одни, а все остальные ушли в поселок смотреть кино. — Скажи откровенно, зачем приехал?
— Мне нужна история твоей поездки в колонию «Дигнидад».
— Ты с ума сошел. Ехать в такую даль ради этой истории! Неужели это тебе интересно?
— Очень интересно, Марсель. Давай продолжим.
— Выехали мы из Парраля в сторону Сан-Мануэля поздно, — начинает свой рассказ Марсель.— Вечерело. Впереди мрачно темнели жесткие контуры Кордильер. Гравиевая дорога после знакомого поворота от дома, где мы когда-то жили, уползает вверх. И вдруг с обеих сторон, как часовые, вырастают деревянные столбы, а потом бетонные опоры с колючей проволокой. Из-за островка деревьев выныривает здание с красным крестом Не останавливаясь, проезжаем дальше. По-прежнему кругом ни души. Проехав километра полтора, поворачиваем назад к дому с красным крестом.