Журнал «Вокруг Света» №07 за 1975 год

Вокруг Света

...На гербе Чебоксар — пять летящих уток. Исток этого двухвекового символа — богатая волжская природа. В Чувашии почти две тысячи рек и речек. Прежде о них мало думали. Вырубались прибрежные леса и кустарники, а ливни и тающие снега несли в русла грунт. Сейчас здесь взялись и за реки. Очистят их, вернут берегам лес.

Пять лет назад на Волге создали общественный межобластной комитет. Он призван регулировать использование природных ресурсов волжского бассейна, их охрану. Состоит он из представителей ведомств и министерств. Комитет провел работу и в Чувашии. Большим подспорьем тут стало постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по предотвращению загрязнения бассейнов рек Волги и Урала

неочищенными сточными водами». Решено построить очистные сооружения в пятнадцати волжских городах и на 421 предприятии. На миллиард рублей! Мы идем на это, ибо, охраняя Волгу, землю, природу, защищаем не только себя, но и человечество, планету.

Волга питает тут все и вся. Чтобы не загрязнять ее сточными водами, на Чебоксарском тракторном их станут очищать и так, и эдак: механическим, химическим, биологическим способами. А главное, самым надежным — ионообменным. Именно он вернее всего гарантирует очистку заводских стоков. Гигант пятилетия старается не наследить и здесь. Его молодые строители хотят организовать посты по контролю за проектированием и созданием очистных сооружений.

В словаре Брокгауза и Ефрона слово «инженер» трактовалось как «первоначальное название лиц, управляющих военными машинами». В словаре же Даля инженер считался «ученым-строителем, но не жилых домов, а других сооружений». Словарь, изданный в 1912 году, назвал инженером «способного изобретателя». Первое издание Большой Советской Энциклопедии определяло инженера как «работника с высшим образованием (специальным техническим)». Скоро, надо полагать, и это понятие расширится, ибо уже сейчас требуются: географ-технолог, эколог-экономист, инженер по технике сохранения и улучшения природы.

Прекрасно, что комсомольская стройка становится такой вот школой природопользования.

М. Белавин

Могикане Восточной Африки

Окончание. Начало в № 6.

Ндоробо оказались пещерными жителями. Селение представляло собою россыпь глубоких естественных ниш в красноватых скалах. Видно, для всех пещер не хватало, и ндоробо натаскали сверху камней и кое-где у плоских скальных стен соорудили нечто вроде жилых гротов. У входа в каждую каменную обитель еще теплились костры, оставшиеся, очевидно, с ночи. Из крайней пещеры вышел крепкий худощавый старик в накидке из шкуры и протянул мне руку. — Жаль, что мои самострелы вчера убили твоего ишака, — начал он. — Но везде свои порядки. Ведь когда я впервые попал в город, то тоже не знал, что надо останавливаться перед потоком машин. Шел и смотрел, смотрел на машины, пока не попал под колеса. Но, как видишь, отделался я легче, чем вчерашний осел. Мы уже почти съели его, и если хочешь, можем заплатить тебе за его мясо медом.

Старик говорил быстро, но в то же время с чувством собственного достоинства. Тивас едва успевал переводить.

— Нет, бвана мкубва (1 Бвана мкубва (суахили) — большой начальник, выдающийся человек. (Прим. авт.)), спасибо, пусть мясо ишака будет подарком твоему племени за хлопоты, что я доставил всем и еще доставлю, пока буду находиться среди вас. Я много видел твоих соплеменников вокруг Накуру, от озера Эльментейта до лесов May. Но сам Лембуга Олелебуе сказал мне, что «настоящих» ндоробо и их обычаи можно увидеть только здесь.

— Лембуга слишком молод, чтобы судить о том,

что такое «настоящие» ндоробо, — грустно покачав головой, отвечал старец, хотя повторенные мною слова вождя явно польстили ему. — Он появился на свет, когда последние настоящие ндоробо уже исчезли. Но нам в этих горах удалось сохранить кое-что из того, чем раньше славилось наше племя. Что ты хочешь посмотреть?

— Ты сам говорил, бвана мкубва, что в городе только и делал, что смотрел на машины. Это потому, что машины — самое интересное в городе. Ндоробо же слывут лучшими во всей Кении охотниками, и поэтому на их земле, наверное, интереснее всего смотреть, как они охотятся.

— Ты прав, мхашимиува (1 Мхашимиува (суахили) — уважаемый друг. (Прим. авт.)). Никто не знает столько способов охоты, как мы. Но ты, наверное, слышал, что вазунгу, люди твоего племени, запретили нам охотиться. Чтобы убить какую-нибудь антилопу, надо купить у вазунгу бумагу, которая дает право убивать. Есть у тебя такая бумага?

— Есть, бвана мкубва, есть. У меня есть бумага, разрешающая убить целых двух зебр и одного орикса. Только я хочу, чтобы вы их убили сами, показав мне, как охотятся ндоробо. А мясо животных возьмите себе.

— Ты хороший гость, мхашимиува, и мне еще обиднее, что мы убили твоего большого осла. Он бы нам сегодня очень пригодился. Но ничего, обойдемся. Я не обещаю, что мы убьем орикса — антилопы ушли сейчас далеко на восток, но зебр мы тебе достанем. Посиди, отдохни, пока я узнаю у мужчин, можно ли будет организовать охоту сегодня. Старик — его звали оле Сенгида — ушел куда-то вниз, очевидно, искать на деревьях сборщиков меда, которым сверху было видно, где сейчас пасутся зебры, а я начал осматриваться вокруг.

Всего перед площадкой, над которой возвышалась обжитая ндоробо скала, я насчитал четырнадцать жилищ — восемь пещер и шесть гротов. Мужчин не было видно. Наверное, они были заняты сбором меда или другими делами в лесу. Женщины же виднелись в полутьме почти в каждой пещере: они возились у очага, переходили из одного жилища в другое, переговаривались друг с другом. Меня удивило, что никто из них не проявлял ко мне интереса. Даже дети оставались на своих местах. Будь это в деревне любого другого племени, все ее жители, забыв о делах насущных, уже давным-давно сгрудились бы вокруг меня и обсуждали любое мое движение. Здесь же никто не прерывал заведенного веками ритма работы, и лишь два-три раза в полутьме пещеры я перехватывал любопытный взгляд. Мимолетная улыбка пробегала тогда по миловидному лицу, сразу же исчезавшему в темноте.

Удивленный, я окликнул оле Сенгида, поднимавшегося снизу, и высказал ему через Питера свои мысли. По тону, каким старик отвечал, мне показалось, что он удивлен моими словами:

— Разве мхашимиува считает себя не человеком, а каким-то сверхъестественным созданием, на которое надо глазеть? Ндоробо уже давно знают, что бывают люди с белой кожей. Это бездельники внизу, на равнине, привыкшие все время смотреть на свой скот, готовы целый день пялить глаза и на белого человека. Охотник же не может целыми днями сидеть и смотреть, — скороговоркой докончил он и вновь отправился вниз.

— На каком языке ты разговариваешь с ндоробо? — поинтересовался я у Питера.

— На маа, диалекте языка масаи. На нем говорят самбуру. Но ндоробо очень часто вставляют в разговор слова, которых нет ни в одном знакомом мне языке — нанди, туркана, кикуйю, луо, суахили. Почти всех животных ндоробо в этих горах называют по-своему. Слова, относящиеся к сбору меда, и названия оружия у них тоже свои. Например, у ндоробо около тридцати названий стрел. Маленькая стрела, большая стрела, стрела с металлическим или роговым наконечником, стрела с опушкой из перьев или просто гладкая — для каждой у ндоробо свои названия.