Журнал «Вокруг Света» №07 за 1975 год
Шрифт:
Вот и дом. Вода в тазу горячая. Беру кружку и первым делом лью горячую воду на шнурки ботинок, на петли пуговиц куртки и брюк. Только теперь могу снять обледеневшую одежду. Руки отогреваю прямо в тазу, плескаю горячую воду на грудь и шею. Обнаженный выхожу на улицу, растираюсь снегом и уже в комнате делаю физические упражнения. Время — три часа сорок минут ночи. Ложусь спать.
Встаю около пяти часов утра. Натягиваю мокрую одежду, иду на воздух, около двенадцати минут бегаю, хожу, стою на месте. На этом опыт кончается. Можно спокойно спать, а в восемь утра — подъем, зарядка, обтирание снегом — к девяти надо быть на работе».
Летом тренировки не прекращаются: «Сегодня с утра льет холодный дождь. Несколько раз ложился под дождь на землю на полтора-два часа».
Друзья принимают Вадима за чудака. Скрывая от них свои опыты, он в то же время понимает, что надо найти единомышленников, может быть, даже связаться с кем-то из ученых.
Однажды Вадима обрадовал журнальный очерк о некой «лаборатории выживания». Значит, есть такая лаборатория?! Она изучает воздействия перегрузок на человека, приспосабливаемость организма к жизни в самых тяжелых, экстремальных условиях. Огорчало только то, что эта лаборатория относится не к «земному» ведомству. Поле ее внимания — космос. А разве многие земные профессии не требуют крепких, выносливых людей?
Вадим получил очередной отпуск, и весь этот отпуск потратил на поездку в Москву.
Встреча с ученым человеком не принесла радости. Кандидат наук никак не мог понять, что надо этому парню с лицом спортсмена. Плавает в ледяной воде, начал ходить по сугробам в лютый мороз, выдерживает голодание и физические перегрузки — ну и что? Бывает! Сюрприз генетики, особый склад организма. Людей, не восприимчивых к простуде и с удовольствием плавающих в ледяной воде, называют «моржами». Это не ново...
На следующий год Трифонов поехал в Читу погостить у матери. Здесь мы и познакомились. Свою «морозоустойчивость» Вадим демонстрировал на озере Кенон.
В разговоре выяснилась интересная деталь из его биографии. В детстве он был «задохликом». Водить по больницам его начали с трех лет — с того дня, когда его покусала на улице дурная собака. В школе он всегда первым подхватывал грипп. Каждую зиму мучили ангина, насморк.
После школы он избрал профессию геолога. В тайге легче прятать от людей свою хилость. Ему опротивело ходить по врачам. В тайге Якутии летом без накомарника и штормовки нельзя сделать и шагу — закусает гнус-кровосос, но Вадим ходил до пояса обнаженным. Разгоряченным бросался в ледяную воду озер.
И странное дело. По медицинским законам Вадим должен был бы «сыграть в ящик». Но Трифонов замечал, что день ото дня здоровеет. Окрепшие мускулы стали бугриться, о гриппе и насморке он забыл совершенно. Случайные опыты по закалке превратились в систему...
Кенон, конечно, не Ледовитый океан и даже не Берингово море. Нет здесь белых медведей, да и ветры потише. Но морозы доходят зимой до сорока градусов. Бывает и больше. В тот день было чуть меньше сорока. С одного берега Кенона подступают дома Читы, с другого — железная дорога. Стаями пингвинов чернеют на льду озера рыбаки. Для купания Вадим выбрал самый дальний безлюдный угол. Вырубил во льду прорубь. Мороз добирался до моих ног сквозь толстые подошвы и стельки из войлока. Я топтался вокруг проруби, чтоб не замерзнуть. Вадим спокойно расхаживал босиком. Всю свою одежду, кроме плавок, он давно уже снял.
В проруби Трифонов долго и с наслаждением плескался, потом нырнул с головой. Кожа Вадима стала красной, от спины шел пар, будто он только что вышел из бани. На концах волос наросли сосульки. Он лег животом вниз, как это делают любители позагорать на горячем песке. Но здесь вместо песка был лед...
Потом Вадим вышел на берег и несколько минут ходил босиком по сугробам. По снегу перебегали цветные искры. Вадим уютно полежал в мягком сугробе. Спокойная улыбка и удобная поза отдыхающего человека на миг создали обманчивое впечатление: стоит лето, человек загорает, а цветные блестки на снегу — цветы саранок и лилий.
Мне подумалось, что с таким же спокойствием и наслаждением отдыхает на снегу олень. Значит, человек может быть как олень — не бояться холода, пурги, ледяной воды, перегрузок?
Я спросил у Вадима, как сказываются эти необычные занятия на его работе. Засмеялся: «Плохо!» Плохо в том смысле, что становишься в стае белой вороной. Рабочие нормы рассчитаны на обычного человека, а закаленный во всех отношениях организм способен без малейшего для себя вреда выдерживать двойную-тройную нагрузку. Бывало так: с тяжелыми приборами он идет по тайге и горам по пять-семь часов кряду без отдыха, без обеда. Но ведь с ним бригада! Люди не могут войти в его ритм, начинают думать, что он нарочно мучает их гонкой. Случалось, что с ним отказывались ходить в маршрут. Людям было трудно.
Назавтра мы встретились с Вадимом снова. От долгого пребывания на льду Кенона я посинел и кашлял. А Вадим выглядел веселым и свежим. От обычных людей он отличался цветом лица и блеском коротко стриженных волос. Кожа его лица была красноватой, каленой, а блеск волос напоминал блеск пера птиц, обитающих в полярных морях.
В тот же год из Магадана Вадим перевелся на работу в Хабаровск. Зима еще не кончилась, и он продолжал свои занятия по воскресным дням на льду Амура. Как он ни прятался от людей, хабаровчанам стала известна его необычная «морозостойкость». Закаленностью Вадима заинтересовался профессор Чулков. Вадим нырял в ледяную воду Амура в одежде и без одежды, ложился в мокром трико на снег и снова нырял в талец. Профессор измерял частоту дыхания, пульс, давление и дивился здоровью «снежного человека». В Хабаровске Вадим попал на почти интендантскую работу.
И конечно, ему не могут сейчас не сниться синие льды Берингова моря, вечные снега вершин Сихотэ-Алиня, холодные соленые ветры над Ванкаремом. Ванкарем — чукотский поселок на берегу Ледовитого океана, где он впервые ощутил в запахе ветра близость Арктики.
Написав этот очерк, я показал его Трифонову. Вадим сказал с усмешкой: «Уж как-то у меня все гладко получилось!» На самом деле система закалки далась ему трудно. Были срывы, разочарования, недомогания, сомнения. Но чтобы преодолеть себя, ему пришлось ломать прежде всего свой характер. А характер у него был скверный, даже безобразный — Вадим просил это особо подчеркнуть. Он довольно прямо дал понять, что дорога к совершенству начинается с той самой субстанции, которая называется «душа».
Чудачество или научный поиск?
Перед ледяной прорубью, на снегу, в одних плавках восседает в позе факира человек атлетического телосложения. Экзотическая фотография, не правда ли? Честно говоря, ее рекламный вид меня вначале насторожил: кто это — морозоустойчивый супермен или очередная жертва увлечения модным культуризмом, «бегом ради жизни», системой хатха-йоги? Но, ознакомившись с историей «чудачеств» геолога Вадима Трифонова, я изменил свое мнение о нем. Скажу более — он вызвал у меня симпатию и уважение не только как личность, но и как человек, фанатически преданный трудному и необычному своему увлечению. Однако мое отношение к герою очерка требует объективного обоснования, ибо таких мужественных и целеустремленных парней, как Трифонов, немало. Мне кажется, что основным лейтмотивом очерка Н. Янькова является не просто судьба одного человека, сильного и настойчивого, а скорее выяснение нравственного и социального смысла исследований и экспериментов, проводимых человеком на себе и нередко опасных для его здоровья и жизни.