Журнал «Вокруг Света» №07 за 1975 год
Шрифт:
Мы выезжали из старинного дома Доменико Аббруцезе на почти столь же древнем «фиате». Латаный-перелатаный кузов громыхал на каждой выбоине в асфальте, не чиненном с 40-го года. Путь лежал через живописнейшие места — виноградники Флери, Монтероссо, Трекастаньи, Педара. На аккуратных террасах, сложенных из кусков черного базальта, вздымались волнами друг над другом цветущие сады. В Николози мы покупали хлеб, твердый наперченный сыр и колбасу; вино Аббруцезе захватывал из собственного погреба, и, право, лучшего вина не сыскать было по всей Сицилии.
Городок Николози едва-едва избежал гибели в 1669 году, когда из трещины, появившейся в километре выше него, началось самое значительное за двадцать пять веков извержение Этны. Несколько дней подряд раскаленные бомбы с оглушительным ревом вылетали под напором
Суеверный ужас, внушаемый действующим вулканом, у подножия которого вынуждено жить окрестное население, давно укоренился в сознании людей, причем постоянная угроза воспринималась ими как наказание, предопределенное свыше. Это, однако, не мешало им при малейшей возможности противостоять нашествию. В 1669 году катанийцы явили тому прекрасный пример.
Вместо того чтобы без оглядки бежать от стихии, они выступили ей навстречу. Надев кожаные сапоги, закутавшись в смоченные водой бычьи шкуры, они погнали повозки, груженные бочками с водой, к фронту потока, где вступили в яростное сражение, подбадривая себя пением и громкими криками. Люди хлестали огненные ручьи дроковыми метлами, макая их поминутно в бочки с водой, — так они рассчитывали охладить поверхность лавы и остановить ее продвижение. Возможно, операция увенчалась бы успехом, будь у катанийцев возможность довести дело до конца. Но в самый разгар работы на них напали жители Патерно, вооруженные дубинами и вилами. Соседи из Патерно, естественно, не желали, чтобы поток повернул в их сторону и поглотил их земли...
Так лава достигла стен, защищавших в те времена город Катанию. Там фронт остановился на несколько дней, а затем, накопив силы, лава штурмом взяла стены и поползла по улицам, круша дома и храмы, пока наконец не достигла моря.
Именно с той поры существует — не знаю, писаный или неписаный — закон, всю тяжесть которого я почувствовал в 1971 году. Закон этот воспрещает каким бы то ни было способом препятствовать естественному течению лавы: божья или скорее дьявольская воля должна восторжествовать. В случае его нарушения вам грозят неприятности: если отведенный лавовый поток причинит хотя бы скромный ущерб соседям, на вас ложится вина со всеми вытекающими из этого последствиями — привлечением к суду, судебными издержками, приговором, выплатой компенсации и даже вендеттой... Конечно, органы власти в местном или национальном масштабе могли бы добиться отмены архаичного запрета. Но, увы, я на собственном опыте убедился, что те, кто облечен властью, пуще всего на свете боятся ответственности. Когда три века спустя после потасовки между жителями Патерно и Катании в 1971 году я предложил применить кое-какие технические средства, чтобы взять под контроль лавовый поток, то натолкнулся на непреодолимое препятствие, воздвигнутое законом трехвековой давности...
Итак, в Николози, уцелевшем во время исторического извержения 1669 года, мы закупали про запас снедь и встречались с главным проводником Этны «кавальере» Винченцо Барбагалло. Николози в те времена состоял сплошь из домов, сложенных из одинаково мрачных базальтовых плит. Не было еще ни нынешних белых вилл, ни сверкающих металлом и пластиком магазинов и отелей. Тогда это был поселок суровых крестьян-горцев.
Погрузив припасы, мы залезли снова в колымагу Аббруцезе — та оседала под нашей тяжестью, мотор чихал, радиатор со свистом выпускал клубы пара — и наконец трогались дальше между террасами садов по дороге, петлявшей под кронами цветущих каштанов, сосен, древовидного дрока и дубов, среди которых местами выглядывали нежные березки — почти такие же красивые, как в России. На этой высоте земля очень суха: дождевые воды мгновенно всасываются пористой вулканической почвой, так что ключи бьют лишь у подножия Этны; верхняя граница этих ключей очерчивает зону богатейших цитрусовых плантаций.
От Каза Кантоньера нужно было идти пешком. Мы поднимались по пустынной зоне, где среди камней торчала редкая растительность — низкие кустарники, пучки травы астрагала и еще одной травы, название которой я забыл. Ее бархатные подушечки были обманчивы, и это чувствовал всякий, кто пробовал садиться: он тут же вскакивал, весь истыканный жесткими колючками.
Отсюда уже ясно были видны паразитные кратеры вершинной зоны: бесчисленные боковые конусы высотой в десять, пятьдесят, а то и все шестьсот метров. Вместе они довели объем Этны до тысячи кубических километров! Конусы, лежащие с подветренной стороны, заполняются осадками медленно и постепенно. Прочие конусы зависят от спорадических извержений центрального кратера, получая иногда за раз «порцию» вулканических осадков до тридцати метров толщиной.
Так, за двадцать лет, что я езжу на Этну, на моих глазах почти целиком заполнились два конуса на южном склоне: Монте Фрументо Супино и Торре дель Философе Последний не может не волновать исследователя вулканов: ведь именно здесь, как гласит предание, провел свои последние годы прародитель всех вулканологов Эмпедокл. Живший в пятом веке до нашей эры знаменитый ученый, философ и государственный деятель (немыслимое по нынешним временам сочетание) отказался вдруг от всех своих постов, покинул Агридженто и удалился на вершину Этны, дабы посвятить остатки дней наблюдению за вулканической деятельностью. Согласно легенде он построил себе убежище-башню, память о которой стараниями местных жителей сохранилась до наших дней в названии Торре дель Философо — Башня Философа. Еще в XVIII веке здесь виднелись остатки кирпичной кладки, а в 1967 году, когда на склоне начали копать котлован под фундамент бетонной гостиницы-шале, ныне заслоняющей описанную Гамильтоном величественную панораму, были найдены и другие следы. Подобно большинству легенд, предание об Эмпедокле и его башне, возможно, основано на подлинном факте. Не знаю только, правда или нет, что философ, повинуясь зову бездны, бросился в огнедышащий кратер, который изрыгнул назад его сандалии...
Старик Эмпедокл был прозорлив. Изучение механизмов извержения необходимо для понимания хотя бы некоторых закономерностей вулканической деятельности, позволяющих предвидеть внезапные катаклизмы... Этна в данном смысле не представляет опасности: вулкан действует почти непрерывно несколько тысячелетий и уже вследствие этого вряд ли сможет накопить достаточное количество энергии для сверхмощного выброса. Но по всему миру разбросаны без счета уснувшие вулканы. В один прекрасный день они могут проснуться и после нескольких недель или месяцев относительно умеренной активности вдруг разразиться колоссальным взрывом. Подобный катаклизм сметет все вокруг на площади нескольких тысяч квадратных километров. В нашем веке подобные происшествия уже случались дважды, в 1912 и 1956 годах, оба раза, к счастью, в пустынных районах Аляски и Камчатки. Однако аналогичный взрыв в 1400 году до нашей эры сжег остров Тиру в Эгейском море, а на Крите, в 150 километрах от Тиры, уничтожил цветущую крито-микенскую цивилизацию.
Подобные взрывы никогда не происходят в начальной стадии извержения. Поэтому усилия должны быть направлены на то, чтобы вовремя распознать приближение взрыва; это предполагает наличие глубоких знаний о вулканической деятельности, ее механизмах и причинах возникновения. Однако необходимые сведения получить непросто — хотя бы по той причине, что вулканическое извержение, кроме чисто научных проблем, ставит еще и природные препоны: как подобраться к кратеру, как поместить в него датчики? Часто преграды оказываются непреодолимыми.
Парадокс заключается в том, что большинство потенциально активных вулканов пребывает в спячке — а как прикажете изучать вулканическую деятельность, коль скоро ее нет!
Этна «работает» на разных режимах. Еще Сенека отмечал: «Говорят, она подвергает себя разрушению и постепенно становится все ниже, ибо мореходы прежде замечали ее из большего далека, нежели теперь».. И пророчески продолжал: «Однако сие происходит, возможно, не по причине уменьшения горы, но потому, что огонь из нее не поднимается столь высоко, как прежде, а дым светлеет и не заметен уже столь явно днем». Подобное постоянство само по себе являет загадку.