Журнал «Вокруг Света» №07 за 1975 год
Шрифт:
Думается, в конечном счете не самый плохой способ затормозить или помешать движению потока — это подвергнуть его истоки бомбежке. В тех местах, где еще жидкая, не успевшая загустеть лава изливается в опасном направлении, достаточно разрушить тонкие базальтовые берега, чтобы освободить ей дорогу. Покамест этой техникой воспользовались один-единственный раз, в 1922 году, когда жидкие потоки, низвергаясь со склонов громадной Мауна-Лоа на Гавайях, угрожали главному городу острова — Хило. Правда, в то время не было подходящих самолетов, а техника бомбометания не достигла той эффективности, какой «обогатили» ее недавние войны, так что попытка окончилась неудачей, и Хило все же был разрушен.
Было бы интересно для отработки метода поэкспериментировать с нынешними мощными бомбами. Точность бомбометания, учитывая электронное оборудование современных бомбардировщиков и отсутствие вражеских зенитных батарей, несомненно была бы высока. Как только тонкие боковые стенки будут разрушены, лава должна устремиться в образовавшиеся бреши. Отрезанный от источников питания главный фронт потока окончательно застынет максимум через несколько часов. А ручьям, изливающимся через искусственно проделанные отверстия, придется заново одолевать весь путь. Отсюда выигрыш во времени, который в отдельных случаях бывает на вес золота. Когда новый поток, в свою очередь, достигнет угрожающей зоны, операцию можно возобновить — и так, пока не ликвидируется опасность.
Разумеется, это голая схема, и она должна меняться сообразно обстоятельствам. В частности, важно установить зависимость количеств и типов взрывчатки от толщины берегов, состава лав и топографии места; надо также четко определить, с какой высоты сбрасывать бомбы, на каком расстоянии от устья, и прочее, и прочее... Было очень заманчиво в тех идеальных экспериментальных условиях, какие сложились на Этне в апреле — мае 1971 года, попробовать расширить наши знания об этом предмете, чтобы в следующий раз уже действовать уверенней. Возможно, имело смысл проявить настойчивость и убедить гражданские и военные власти принять решение... Но ложно понятая гордость помешала мне, и в результате верх одержал катанийский «вулканолог», уговоривший ответственные лица... ничего не предпринимать.
Окончание следует
Гарун Тазиев
Перевел с французского М. Беленький
Стейси Омонье. Источник раздражения
Посмотришь на старого Сэма Гейтса — ни дать ни взять человек без нервов. Шестьдесят девять лет однообразной деревенской жизни придали его чертам некую земную бесстрастность. Да и что интересного в том, как он мотыжит или прореживает делянку турнепса, ведь он прямо-таки вписывался в пейзаж и, как этот прославленный в его округе корнеплод, сливался с землей. Однако те несколько человек, которые вроде бы знали его, согласятся, что Сэм — субъект довольно раздражительный.
Вот и в то прекрасное утро, о котором пойдет речь, его вывел из себя сущий пустяк. А виной всему его племянница Эгги, пухленькая круглолицая девчонка с ясными синими глазами. Неспешно проделав долгий путь по широкой равнине и положив наземь красный носовой платок с завтраком и обедом, она спросила:
— Ну, дядя, какие ноости?
Рядовой читатель вряд ли заметит в подобном приветствии какой-нибудь подвох, но старый Сэм Гейтс счел этот вопрос чрезвычайно глупым. Он виделся с племянницей дважды на дню. Утром, в семь, она приносила ему узелок с едой, а в пять, когда он проходил мимо дома сестры, направляясь к себе на чай, она неизменно торчала у калитки.
И всякий раз монотонно, нудно повторялось: «Ну, дядя, какие ноости?»
«Ноости»! Какие тут могут быть «ноости»? За шестьдесят девять лет он ни разу не отлучался надолго далее пяти миль от Хэлвешэма. Почти шестьдесят из них он гнул горб на поле. Случались, правда, в его жизни исторические события: вот, например, когда он женился на Энни Хэчет. Второе — когда родилась дочь. Или вот еще знаменательный случай — посещение Лондона. В церковь он ходил не каждое воскресенье. Зато частенько толковал по душам в «Каумене» с мистером Джеймсом, а три года назад продал миссис Уэйг свинью. Но не мог ведь он всегда иметь про запас «ноости» подобного рода! Тем более что — и это глупая девчонка знает — последние три недели он прореживает турнепс мистера Доджа. Какие тут еще «ноости»!
Племянница забрала платок и, мурлыча что-то себе под нос, пошла обратно. Стояло прекрасное утро, белая пелена тумана над морем тоже предвещала жаркий день. Он сидел и жевал, ни о чем особенном не размышляя, все больше погружаясь в состояние довольства и благодушия. Потом он принялся за чай и долго пил его, прихлебывая из бутылки. Лениво жужжали насекомые. Он похлопал себя по карману — да, кисет на месте — и продолжал жевать. Покончив с едой, раскурил трубку и вытянулся на земле во весь рост. Глянул вдоль обработанного рядка турнепса, потом на соседнее поле брюквы. Туман рассеивался, море покрылось серебряными полосками. Затерянный среди бескрайних просторов земли, моря и неба, он чувствовал себя счастливым.
И тут появился еще один источник раздражения. Один из этих чертовых «эропланов». Он ненавидел их лютой ненавистью.
Мерзкие, шумные, вонючие штуковины — они только опаляли небеса и угрожали земле. И с каждым днем их становилось все больше и больше. Их плодила «эта старая война».
Его мысли снова обратились к турнепсу. Но «эроплан» разве даст о чем-нибудь спокойно подумать? Стоит ему только появиться, и человек уже не может оторваться от него. Вот и старый Сэм Гейтс встал, зачем-то поплевал на руки и, мигая, уставился в небо. Самолет, который был еще далеко, над морем, вдруг стал выделывать какие-то фокусы. Сперва он качнулся как пьяный и, зацепив воду, отчаянно ринулся вверх и пошел, пошел колбасить. Забрал мористей, потом снова вернулся к берегу. Моторы его как-то странно скрежетали. Вот он нырнул вниз и бесцеремонно сел прямо на брюкву мистера Доджа.
Гнев охватил старого Сэма Гейтса. До аэроплана было более 100 ярдов, но он замахал руками и закричал:
— Эй вы, взбесились, что ли? На брюкву нельзя садиться. Мистер Додж за это не похвалит.
Из самолета выпрыгнул человек и быстро оглянулся по сторонам. Заметив Сэма Гейтса, он на секунду замешкался, но тут же нырнул под мотор и завертелся там как бешеный, а Сэм продолжал двигаться напрямик, кипя от возмущения. Но когда до самолета осталось ярдов пять, летчик вдруг повернулся и направил на Сэма револьвер.
— Старый дедушка, — резко сказал он, — вы должны садиться. Я очень занят. Если вы будете мешать мне или попытаетесь убежать, я застрелю вас. Вот.
Сэм уставился на ужасный блестящий барабанчик, с трудом переводя дыхание. Ну и ну! Угрожают убийством, когда ты выполняешь свой долг, защищая собственность твоего нанимателя. Но, может, человек этот просто рехнулся? Шутка ли — подниматься в самое небо на этих адских штуковинах... Сэм так и сел прямо в брюкву. Он сидел и оцепенело наблюдал за наладкой машины. Это была горячка, а не работа. Впрочем, револьвер летчик держал наготове. Минут через десять он, похоже было, все сделал, потому как выпрямился и отер пот. Он уже собирался забраться в кабину и улететь, как на него вдруг нашла игривость, вызванная скорее всего спадом нервного напряжения.