Журнал «Вокруг Света» №07 за 1990 год
Шрифт:
— Аврал! Все наверх!..
Вот он, знаменитый святоносный сулой, которому, чтобы потопить судно, не требуется ни штормовой волны, ни свирепых полярных ветров!
Вся команда в оранжевых спасжилетах моментально оказалась на палубе. Каждый украдкой посматривал на лежавший у трюмного люка ПСН (плот спасательный надувной) — сомнительную надежду на спасение, если коч уступит натиску стихий. Мы были беспомощны. Целых полтора часа море терзало суда, но они, ошеломленные и потрепанные, измотанные качкой, все же вышли из опасной зоны столкновения двух морских течений...
Спустя двое суток мы плыли
Мы же, хоть и ощущали себя почти поморами, все же не последовали этому древнему обычаю, возможно, даже ставя на карту успех экспедиции. Правда, совсем по другой и весьма неожиданной причине. Помню, в тот момент я стоял на вахте и, когда подошел Дмитриев, спросил:
— Может, и нам поддержать старинный поморский обычай?
— Не получится.
— Почему?
— Забыл? Права такого не имеем.
В Архангельске прошли таможенный досмотр и фактически «закрыли за собой границу». Так что не имеем права подходить ни к берегу, ни к какому-либо судну или острову...
Мы проплывали мимо богатейших когда-то в природном отношении берегов Мурмана. Раньше жизнь здесь буквально кипела. Из донесений шведских посланцев из Лапландии королю Карлу IX известно, что, например, только в 1580 году на мурманские промыслы собиралось до 30 тысяч русских рыбаков. А сколько еще иностранцев? Это же тысячи судов, десятки становищ. Число географических пунктов, упоминаемых в поморских лоциях от Белого моря до мыса Нордкап — более трехсот. Легко сравнить эту цифру с современными картами и обезличенными бесхозными берегами.
Теперь же на фоне пустынных арктических ландшафтов северного побережья Кольского полуострова наши псевдопоморские парусники выглядели весьма сиротливо. Скорее всего они, подобно каравеллам Колумба, вызывали изумление у местного населения, проживающего в почти неразличимых с моря поселках...
Слабый огонек спички высветил покачивающийся на цепях стол, закопченную поскрипывающую «летучую мышь», привязанный к трапу самовар. В приоткрытой дверце железной печки виднелись слабо мерцающие угли. Посмотрел на часы — без четверти четыре. Скоро вахта. Я разбудил боцмана, мы оделись, выпили чаю и выбрались на палубу. Обычно смене всегда рады — вахта выматывает здорово. Но на этот раз Дмитриев и Георги даже не обратили на нас внимания. Море вокруг просто бурлило от спортивных яхт, катеров, лайнеров, рыболовецких сейнеров и шхун. Норвежцы на разных языках пытались выяснить у нас, куда и зачем мы плывем...
Только тут до меня дошло, что незримая граница территориальных вод СССР осталась позади, мы прошли залив Варангер-фьорд. Вроде бы ничего не изменилось: такие же бурые обрывистые лбы береговых откосов, упрямо выставленные навстречу океанскому прибою и колючим северным шквалам; и многолетние снежники, притаившиеся в ущельях... Все, как и несколько часов назад, но лишь сейчас я понял, что мы находимся в норвежских водах...
Радисты Василий Заушицын и Петр Стрезев — единственное связующее звено с внешним миром и домом. Мы получали радиограммы от родных, кто из Москвы, Петрозаводска или Мурманска, кто из Сыктывкара, Архангельска или Череповца. В Москве находились два постоянных дежурных радиста, были радиопункты в Мурманске и на Вайгаче. В экспедиции я хотел посмотреть на все происходящее вокруг глазами поморов, оценить с их точки зрения. Но все время ловил себя на мысли, что дается это с трудом — я оставался современным человеком...
«Помор» и «Грумант» жили своей неприхотливой жизнью, своими круглосуточными заботами и скромными радостями. Чадит труба, окутывая нас земными запахами. Воспользовавшись погожим полярным вечером, все свободные от своих «чисто поморских» обязанностей по судну члены команды высыпали на палубу. Володя Королев заполняет уверенным почерком страницы своего дневника. Юра Колышков вырезает ножом новый юфферс — блок для растяжки вант мачты — взамен недавно треснувшего. У румпеля спокойный и сосредоточенный Володя Панков. Кормщик Дмитриев сидит на своем излюбленном месте рядом с рулевым и хмурит брови, обремененный чрезмерным грузом забот начальника экспедиции.
Ветер ровный, курс постоянный. Авралов не предвидится. Время от времени от соседей доносятся взрывы хохота. Вся команда «Груманта» собралась на юте. Юра Колышков улыбается и качает головой:
— Капитан Гайдовский веселит свою команду. Он просто напичкан всякими анекдотами. Эдак их кок Володя Пучкин на продуктах сэкономит...
— И, как всегда, Юра Манжелей записывает капитанские байки на свой «Панасоник»,— добавляет Володя Вишняков, оператор Архангельского телевидения и наш кок.
На палубе «Груманта» нет лишь Юры Лысакова. Он несколько минут назад принял вахту от Наумова и углубился в изучение ходовой карты. Вся навигация сосредоточена на «Груманте», там несут вахту профессиональные штурманы. Дмитриев недавно разговаривал с Лысаковым по «внутренней» связи, интересовался, поймали ли мы, как рассчитывали, попутное течение. Юра сказал, что все идет нормально, если через два дня увидим остров Медвежий — единственный ориентир на пути к Шпицбергену,— то рассчитали правильно...
По-прежнему бушприт, как указующий перст, направлен в океан. По-прежнему штевень бойко сечет волну моря, носящего имя знаменитого голландца Виллема Баренца, который в 1596 году нанес интересующий нас архипелаг на свои карты.
Но еще задолго до него русские поморы не только ходили «ходом груманланским», а и подолгу зимовали на островах, ставили привезенные с материка срубы, жили семьями. Вот почему еще в 1575 году датский король Фредерик II в письме к своему приказчику в Вардё Л. Мунку рекомендовал пригласить в полярную экспедицию русского кормщика Павла Нищица, который «каждый год плавал на Грумант около Варфоломеева дня».