Журнал «Вокруг Света» №07 за 2007 год
Шрифт:
Как некогда в начале ХХ века, так и в его конце, успех в Париже и за его пределами вскоре отозвался на родине. С конца 1980-х в Буэнос-Айресе одна за другой появляются специальные школы, в 1990 году учреждается Национальная Академия Танго, призванная беречь и приумножать историческое наследие. В условиях наступающей глобализации любая культурная «исключительность» становится все ценнее. В 1996 году даже принимается Национальный закон о танго № 24.684, объявляющий танец национальным достоянием, а его продвижение у себя и за рубежом, соответственно, государственным интересом. Прямое следствие этой политики — Фестиваль Танго, проходящий с 1999 года под патронатом городских властей.
«Быть, как Гардель»
Загадочное происхождении, бедное детство, затем неожиданный успех, мировая слава и трагический финал — в жизни этого человека будто нарочно сошлись все элементы, необходимые для рождения мифа. По
Вместо ацтеков и пирамид
«Вы только начинаете заниматься? Тогда поберегите свои пальчики — не берите босоножки, возьмите закрытые туфли!»
«Внимание! Завтра на нашем стенде будет присутствовать сам Хуан Карлос Копес! Вы сможете пообщаться с ним и взять автограф».
Каждый вечер десять дней подряд главная площадка фестиваля — сейчас это огромный павильон выставочного центра La Rural — вибрирует в ритме танго. Здесь и открытые уроки, и концерты, и магазины специальной одежды и обуви, и презентации музыкальной и книжной продукции последнего года.
Кроме того, фестиваль разбросан по всему городу. По словам организаторов, задача проводимых мероприятий — не только порадовать уже имеющихся поклонников танго, но и завоевать новых.
С этой целью ежедневно в разных и подчас самых неожиданных точках города устраиваются открытые уроки. Один день это Пласа-де-Майо — главная городская площадь, больше привыкшая к полчищам демонстрантов, чем к толпам танцующих. Другой — маленький пятачок среди транспортного потока Авениды 9 июля, признанной чуть ли не самой широкой в мире. Третий — на малопримечательной площади Пожарников в колоритном портовом районе Ла Бока, и так далее. Часто уроку танца предшествует организованная экскурсия по окрестностям, рассчитанная в первую очередь на приезжих: приобщение к танго сопровождается введением в историю города.
По традиции поклонники зажигают сигарету в руке у бронзового Гарделя на кладбище Чакарита (фотографироваться при этом необязательно)
Но есть одно место, которое лучше посетить без экскурсий: кладбище Чакарита, где похоронены самые значимые фигуры в истории танго. Склепы здесь не столь роскошны, как на аристократическом кладбище в Реколета, одном из главных туристических «аттракционов» города, но именно сюда приходят любители танго. Приходят, или, вернее, совершают паломничество. Даже при жизни аргентинских звезд восхищение ими несет в себе оттенок поклонения (при упоминании той же Ньевес принято восклицать: «Diosа!» — «богиня!»), а после смерти оно приобретает и вовсе религиозный характер. Так, давно пополнил сонм местных святых композитор-коммунист Освальдо Пульезе: считается, что его фотография приносит удачу и защищает от зависти. На мраморном фортепьяно, установленном на его могиле в Чакарите, всегда лежат красные гвоздики в память о временах, когда музыканты его «кооперативного оркестра» ставили бутылку с гвоздикой на пустующее пианино, пока маэстро отсиживал очередной срок за свои взгляды. Но главный персонаж в этом пантеоне, давно затмивший в своей популярности Эвиту , — Карлос Гардель. Мавзолей его — своеобразный алтарь, увешанный табличками с выражением любви и признательности, в том числе и за исполнение желания. «Карлос! Спасибо за все сотворенные тобой чудеса. 1935 — 24.6.83. Клара и Хуан» — точно такие таблички, называемые «ex voto», можно встретить на раках с мощами католических святых. Каждый день сюда приходят поклонники. При нас двое ребят взобрались на увенчивающий склеп памятник, чтобы зажечь сигарету в руке своего кумира. Для них и для всех «гарделианос» он продолжает жить и, как здесь принято говорить, «с каждым днем поет все лучше».
Антонио и Сандро приехали в Буэнос-Айрес с юга специально ради фестиваля. Антонио учится играть на бандонеоне, Сандро немного поет, а главное — очень любит Карлито и уже давно собирает все, что с ним связано: диски, пластинки, афиши. Танец его не интересует: «Эти люди обычно мало задумываются над смыслом того, что слышат — им лишь бы танцевать. Но я все равно им благодарен: сейчас именно они вернули популярность этой культуре, без них не было бы и сегодняшних музыкантов и исполнителей».
В танго на самом деле заложено противоречие: танцорам достаточно музыки, поэзия для них — в самом танце. «Шаги в танго — как буквы алфавита. Каждый слагает из них свое собственное стихотворение», — говорят они. Напротив, Гарделя слушают — под него не танцуют.
Причем современные технологии позволяют делать это везде. Ребята с большим энтузиазмом поводили нас по кладбищу и у каждого памятника устраивали прослушивание из мобильных телефонов, в которых, похоже, умещалась вся мировая коллекция танго. Узнав, что мы хотим посетить дом-музей Гарделя (в рамках фестиваля свои двери открывает и он), они предложили проводить нас.
На протяжении всего пути танго преследует нас на каждом шагу. Для начала — монитор на платформе метро транслирует 24-часовой канал танго. Затем — чеширская улыбка главного исполнителя танго встречает нас в пассаже на выходе из станции «Карлос Гардель», чуть позже — на лице памятника в одноименном переулке, и далее — на фасадах домов и в вывесках супермаркетов.
«Нам приходится создавать мифы, так как у нас нет истории. Мексиканцам — тем мифы не нужны, у них есть ацтеки и пирамиды, благодаря которым они могут прикоснуться к какой-то сверхреальности. У нас же ничего этого нет. Оттого мы и порождаем таких персонажей, как Карлос Гардель или Марадона», — сказал как-то историк Хулио Домингос.
Шире, все танго в целом можно рассматривать как необходимый миф или как неотъемлемую составляющую аргентинской идентичности. Похожую мысль высказывал еще Борхес: «В одном из диалогов Оскара Уайльда говорится, что музыка дарит нам наше собственное прошлое… Может быть, в этом и состоит предназначение танго: внушить аргентинцам веру в их былую отвагу, в то, что однажды они нашли в себе силы не уклониться от требований доблести и чести». И не случайно очередной взлет популярности этого жанра произошел после экономического кризиса 2001 года. Чем неопределеннее будущее, тем сильнее желание вернуться к корням и там обрести былую уверенность и национальную гордость…
На выходе из музея Сандро подарил мне открытку с фотографией Гарделя. На ней было аккуратно выведено: «От имени всех аргентинцев сердечно благодарю тебя за то, что ты помогаешь распространять наше танго, нашу культуру в твоей прекрасной стране».
«Нестандартный» танец
Пока аргентинское танго переживало взлеты и падения, в Европе продолжали танцевать одноименный бальный танец. Правда, названием сходство между двумя дальними родственниками исчерпывается. Не случайно бальное танго входит в программу не латиноамериканских (как, скажем, самба или ча-ча-ча), а так называемых «стандартных» танцев, вместе с вальсом и фокстротом. Напоминая о том, что его движения и техника были в свое время приведены к единому международному стандарту, что давало возможность проводить мировые чемпионаты. В итоге, родился новый танец, в котором практически ничего — от шагов до настроения — не выдает его аргентинского происхождения. Начнем с позиции в паре. В бальном танце руки держатся жестко, партнерша слегка прогибается назад — корпуса не соприкасаются, контакт между партнерами происходит на уровне бедер. Это ничем не напоминает так называемое «объятие» (abrazo) в аргентинском танго, когда партнер мягко прижимает к себе партнершу, сближаясь с ней на уровне груди. Объятие может быть более открытым или более тесным, что особенно характерно для многолюдных клубов. В бальном танго шагают с каблука и следуют однообразному ритму: «медленно, медленно, быстро, быстро, медленно». В аргентинском — более скользящие, «кошачьи» шаги, преимущественно с носка, а ритм — куда сложнее, причем особенно важную роль играют паузы: пара движется, затем вдруг останавливается, и некоторое время остается неподвижна, будто сосредотачивается, а затем вновь движется, и вновь замирает. Быть может, именно контрастное сочетание движения и остановки, самоотдачи и самоконтроля и заставляет нас воспринимать танго одновременно как танец «чувственный» и «холодный», как танец «летаргической страстности». Кроме того, настоящее танго, как и джаз, считается искусством импровизации. Сами аргентинцы усматривают в этом одно из проявлений национального характера: «когда вокруг все непредсказуемо, и ничего заранее предусмотреть нельзя, приходится все придумывать на ходу». Правда, в танго-шоу, с их сложными акробатическими движениями, импровизация уступает место постановочным номерам (по этой же причине танцовщикам приходится отказаться от тесного объятия в паре). Аргентинское танго следует отличать и от той экзотической манеры, которую блестяще демонстрировал актер Рудольф Валентино в фильме «Четыре всадника Апокалипсиса» (1921). Она заключается в том, что танцор утрированно-страстно опрокидывает партнершу, а затем, повернувшись друг к другу в профиль, оба сосредоточенно вышагивают, выставив вперед руки. Последняя позиция, которая, вероятно, восходит к тренировочным занятиям мужчин (избегавших смотреть друг на друга), особенно прижилась в Европе. Аргентинские танцовщики, как Хуан Копес, иногда используют ее в постановочных шоу, однако не считают аутентичной: «Что тут хорошего: оба партнера смотрят куда-то в сторону и вдаль, будто бы недовольны друг другом и ищут кого получше», — говорят они.
(Повсе)местное танго
В этом трогательном жесте можно усмотреть как прозелитизм, свойственный адептам любой религии, включая танго, так и удивительную открытость. Похожее чувство движет организаторами фестиваля. Он одинаково открыт как для «своих», так и для «чужих» — не делая разницы между знатоками и неофитами, и даже между местными и иностранцами. На уровне зрителей это выражается в том, что ряд мероприятий (те же экскурсии) проводятся одновременно на испанском и на английском. На уровне исполнителей — в том, что выступают не только аргентинские, но и иностранные пары и оркестры.