Журнал «Вокруг Света» №09 за 1977 год
Шрифт:
— Пустыня страшна тем, кто ее не любит и не знает, — ответил Николаев. — У меня же был прекрасный наставник, влюбленный в Каракумы и научивший всех нас, тогда студентов, относиться к пустыне с уважением. Это был удивительной судьбы человек, получивший за свои труды ученую степень без высшего образования, — Иван Александрович Мосолов. В прошлом балтийский моряк, он помогал здесь устанавливать Советскую власть. Многие старики туркмены помнят его и сейчас, называют Иван-ага. Все тропы пустыни Мосолов изучил с дотошностью прирожденного проводника, водил по ним первые отряды пастбищно-исследовательских экспедиций. Мы объезжали пустыню, пользуясь составленными им картами, наученные его советами, как отыскать колодец и без карты. Иногда попадали
Мы подъезжали к совхозу «Большевик». Дорога петляла по барханам, вздымавшимся, словно океанские волны. Они ненадолго возносили нас на свои гребни, давая возможность окинуть взором окрестности, взглянуть на заросшее камышом мутное русло Мургаба и усыхающие озерки. Кое-где на их берегах стояли рыбаки, заставляя меня удивляться непривычному виду пустыни. Когда мы совсем было приблизились к совхозному поселку и к гостинице, где бродили воспетые чайханщиком газели, машина внезапно свернула с большака на проселок. «В «Красный партизан» заехать надо, — пояснил Аманмурадов. — Совхоз тоже очень известный, с «Большевиком» соревнуется».
Едва мы подъехали к дому директора совхоза, как с неба прыснуло. Дождик был совсем легкий, по-весеннему теплый. Седовласый Баба Джуманиязов, вышедший нас встречать, с довольной улыбкой воздел руки к небу и пригласил следовать в свой дом, где сразу же ловко затерялись в комнатах одиннадцать душ его семейства. По современным туркменским понятиям, семья была не особенно многочисленной.
— Ничего не попишешь, — сказал Лысенко. — Пока дождь не пройдет, придется нам погостить здесь. Баба, хоть в аллаха и не верит, народные традиции гостеприимства никогда не нарушит. А обычай гласит: гостя, привезшего с собой дождь, держать и угощать, чтоб ему не скоро захотелось уехать.
— А как же с «Большевиком»? — поинтересовался я.
— Они же соседи, сейчас его директора пригласят.
И верно. Не прошло и получаса, как у калитки появился Ата Аллабердыев. Небольшого роста, крепкий, как камень, дядечка с настороженно-веселой ухмылкой. Баба усадил его по левую сторону от себя, сказав, что дорогой сосед до того, как возглавить «Большевик», восемь лет работал в «Красном партизане», но, став директором, родного совхоза не пощадил. Год за годом обставлял его в соревновании, обгоняя по приросту молодняка. Аллабердыев хитро и довольно посмеивался.
— Все призы забрал, — бушевал Баба. — «Жигули» взял. «Газик» взял. Черную «Волгу» взял... Но уж теперь, — пригрозил Баба, — «Волга» будет наша. Не удастся тебе обскакать нас.
— Я же не спорю, — улыбнулся Ата, и широкие ноздри его вздрогнули. — Сдадим молодняк и посмотрим, твоя она или моя.
На полу, устланном коврами, была расстелена скатерть, и огромная эмалированная миска традиционной шурпы из баранины водружена на середину; вокруг разложили зелень, лепешки и подняли первый тост за чабанов.
— Прежде всего чабанам, — сказал Ата, — людям, которые, как за малым дитем, изо дня в день присматривают за отарами, оставаясь в пустыне и в бурю и в пургу, мы обязаны нашими успехами...
— И качеством каракуля тоже, — прибавил Лысенко.
Тугой, шелковистый завиток шкурки ягненка появляется, как ни странно, благодаря жестким условиям содержания. Каракульская овца должна проходить по пустыне под палящими лучами солнца многие километры; она не должна переедать и пить воды больше нормы; чабан должен держать тело овцы в постоянном тренинге, не давать ей тучнеть и расплываться. «К примеру, — пояснил Василий Сергеевич, — мы пробовали перевести каракульских овец на богатые украинские пастбища. На третий год способность рождать каракульских ягнят у овец пропала. Рождались обычные ягнята, без тугого завитка на шкурке, за что прежде всего и ценится каракуль. Такой завиток не размочит ни дождь, ни снег; волнистый рисунок шкурки остается вечным».
Долгие годы, рассказывал Лысенко, мы поставляли на рынки традиционные сорта каракуля: араби — черный и ширази — серый. Такой же каракуль поставляют и страны Южной Африки, Афганистан. И в том, что наш каракуль в настоящее время не уступает зарубежным сортам, — немалая заслуга советских селекционеров, специалистов по пастбищам. В свое время, как известно, баи и басмачи перегнали за границу огромные отары особо ценных пород овец, так что каракулеводство при Советской власти создавалось почти заново. Конкуренты по рынку, естественно, не желали делиться секретами. В Афганистане, например, человеку, переправившему за границу породистого баранчика, сильно бы не поздоровилось.
Сейчас поголовье каракульских овец только в Туркмении по сравнению с тридцатыми годами выросло в пять с половиной раз; в обмене опытом с нами теперь заинтересованы все страны. Особенно после того, как мы стали поставлять редчайший сур.
Волосок шкуры ягненка этой породы отличается от всех остальных тем, что он до половины темный, а верхняя часть либо светлая — серебристый сур, либо коричневая — золотистый сур. Ягнята с такими шкурками встречались эпизодически: на них и смотрели как на игру природы. Пустить их в дело никому и в голову не приходило, слишком уж редко они появлялись на свет. Но в пятьдесят восьмом году сура набралось столько, что на аукционе мы смогли выставить лот. Лот — это образцовая кипа шкурок, по которой покупатель может судить об остальной партии каракуля. На аукцион привозится лишь лот, все остальные шкурки хранятся на складах и оттуда без осмотра поступают покупателю. Но сура в тот раз был всего лишь лот.
— Мы волновались, — вспоминал Лысенко, — наблюдая за покупателями. Едва бросив взгляд на табличку, именитые купцы сразу же уходили. Мы не могли понять, в чем дело: шкурки каракуля были удивительно красивы. Лишь под вечер у лота надолго задержался американец. Покупатель этот был известный, но за давностью лет фамилию его я забыл. Наш переводчик Канцепольский, большой знаток каракуля, извинившись, спросил по-английски, что так заинтересовало уважаемого господина. «Да вот, дивлюсь, — ответил тот по-русски. — Ведь это же настоящее богатство!» — «Так, может, вы возьмете товар?» — предложил, не растерявшись, Канцепольский, но американец отказался. «Моя фирма изготовляет манто, — сказал он, — а что я буду делать с суром — шапки? Дайте мне партию побольше, и я, клянусь, заберу его у вас весь». Говоря это, господин, конечно же, не мог предположить, что вскоре мы будем поставлять сур в таких количествах, что скупить его одной лишь фирме будет не под силу...
Сур вывели вначале в Узбекистане, но теперь и в Туркмении есть специализированные совхозы, где разводят овец, дающих эту драгоценную шкурку. Пока что наша страна является единственным поставщиком сура на международном рынке.
— Но, думаете, на этом дело кончилось? — загадочно усмехнулся Василий Сергеевич. — Наши селекционеры во вкус вошли. Скоро появится доселе невиданный белый каракуль, а в будущем, возможно, мы будем выращивать каракуль самых разных цветов... Ведь сейчас дело обстоит так, что одноцветный каракуль вначале отбеливают, а затем красят, придавая ему нужный оттенок. Белый будет качественнее, красить его легче, но лучше бы и вовсе не красить, а использовать природный цвет. Думаю, со временем это будет во власти селекционеров...