Журнал «Вокруг Света» №09 за 1977 год
Шрифт:
Оказалось, что лишь 42 процента опрошенных считают все народы равноценными, а 39 процентов, напротив, убеждены, что в Европе существуют высшие и низшие расы. Более чем в пятой части анкет выражено желание иметь во главе страны «сильную личность» — фюрера. А 15 процентов опрошенных убеждены, что Австрии необходимо больше «жизненного пространства».
Впрочем, ни у прессы, ни у общественности страны итоги опроса тревоги не вызвали...
Многим в Австрии я задавал один и тот же вопрос: «Что вы знаете о неофашистах, их организациях, программе действий, методах работы?» Ответы всегда
Я уже было потерял всякую надежду на такую встречу, но помог случай.
Студенты-коммунисты пригласили меня на антифашистский митинг, который должен был состояться у здания Венского университета. До митинга оставалось некоторое время, и я отправился в знаменитый Художественный музей на площади Героев, что в нескольких минутах ходьбы от университета.
В этом музее венцы подготовили выставку в честь 400-летия великого фламандца Петера Пауля Рубенса. В лучших залах галереи были вывешены 58 полотен художника, присланных в Вену из различных музеев страны и Лихтенштейна. Я подолгу задерживался у картин, но вдруг неожиданный шум на улице привлек мое внимание. Окна музея выходили на площадь перед университетом. Из окна было видно, как над зданием, быстро тая на ветру, поднимался в небо черный столб дыма. До демонстрации оставалось пятнадцать минут. Случайности быть не может, решил я, это провокация.
С угла одной из улочек, выходящих к университету, прекрасно просматривалось место пожара. Огонь уже был потушен приехавшей командой пожарников, и толпа зевак на площади постепенно рассасывалась. Но на улочке по-прежнему оставалась группа молодых людей в черных кожаных комбинезонах. Цепи лежавших на обочине дороги мотоциклов были спущены. Зачем?
«Неофашисты обычно бывают вооружены цепями», — вспомнились мне слова моего знакомого студента-коммуниста, которому не раз приходилось участвовать в стычках.
Ну что же, придется идти «ва-банк».
— Кажется, опоздал, — с досадой пожаловался я на английском языке одному из мотоциклистов. — Это был взрыв или пожар, не знаете?
Парень пристально оглядел мой джинсовый костюм, сумку авиакомпании «Панамерикэн» и буркнул на плохом английском:
— Вы из Америки? Турист?
— Да нет, журналист-неудачник, который опоздал на место события и теперь хочет понять, в чем дело.
— Ребята, — крикнул мотоциклист своим друзьям, — его интересует заварушка у университета.
— Может, пригласим парня «К трем крестам», если он такой любопытный? Не откажетесь от кружки пива?
Я не отказался, а сам недоумевал, что это за «Три креста»? Потом вспомнил. «У трех крестов» — так называлось место казней в Зальцбурге, где в средние века святая инквизиция устраивала аутодафе.
Оказавшись в пивной «У трех крестов», в самом центре Вены, я понял, что не ошибся. На магнитофоне крутились записи военных маршей, столы были исчерчены свастикой, а на стенах развешаны газеты с реваншистскими
— Пива для всех! — скомандовали мои сопровождающие, и бармен за стойкой, недвусмысленно вскинув руку в гитлеровском приветствии, принялся разливать пиво по кружкам.
— Так вас интересует, что это был за пожар? — переспросил меня один из парней, назвавшийся Гюнтером. — Кажется, взорвался какой-то газовый баллон неподалеку от университета. Кого-то, кажется, отвезли в госпиталь. Если хотите знать мое мнение, это дело рук коммунистов из студенческого союза. Они устроили там очередную говорильню.
— Но зачем коммунистам поджигать дома во время митинга?
— Им нужно во что бы то ни стало устроить в стране беспорядки, их не устраивает наша жизнь, им нужна революция! — изрек Гюнтер. — Подговорили какого-то левака подложить взрывчатку у баллонов с газом — и рады!
Сообщники Гюнтера разом ухмыльнулись, довольные таким изложением событий.
— Мы не дадим коммунистам захватить нашу Австрию! — выкрикнул один из юнцов. — Мы их перебьем всех до единого!
Гюнтер поднял вверх руку, чтобы успокоить компанию.
— Если хотите знать, наших организаций в стране уже больше тридцати. Пока нам еще нельзя говорить в полный голос. Но — имейте в виду! — придет время, и мы снова крикнем «хайль фюрер!». И множество наших сторонников ответят нам «зиг хайль».
По дороге в гостиницу я вспомнил свою поездку в Маутхаузен, один из бывших фашистских концентрационных лагерей в Австрии, земля которого пропитана кровью 206 тысяч замученных там людей.
На одном из надгробий лагеря смерти было написано: «Мы отдали здесь самое драгоценное, что имели, — свою жизнь, — за высокие идеалы гуманизма, в борьбе за родину, против нацистского варварства, против войны. Помни это!»
Помнят многие. Тех, которые не хотят помнить, тоже немало.
Вместо эпилога
— Всю гитлеровскую оккупацию я прожила в Вене, — рассказывает фрау Реттер, семидесятилетняя старушка, в маленьком зеленом сквере в центре Вены.
Я прошу фрау Реттер вспомнить весну сорок пятого.
— Тяжелое было время, — отозвалась она. — Я никуда не могла уехать из города. На моих руках было четверо детей. А тут и бомбежки, и артобстрелы. Говорили, русские придут, будут всех уничтожать. А они первым делом продовольствие населению начали раздавать. Ведь многие голодали...
Уже приехав в Москву, я нашел в архиве сводки советской военной комендатуры, датированные апрелем 1945 года. В них говорится, что, оставляя город, фашисты уничтожили или увезли наиболее ценное промышленное оборудование, разграбили все продовольствие, предназначавшееся для жителей Вены, разрушили газовую, водопроводную и электросеть города.
Силами советских солдат восстанавливались мосты и дороги, водопровод и электроснабжение... В первый год после освобождения Советский Союз предоставил Австрии почти столько же продовольствия, что и три западные державы, вместе взятые. А ведь советскому народу предстояло восстанавливать многие тысячи своих разрушенных городов и сел. И тем не менее наше правительство выделило миллион рублей на восстановление Венского театра.