Журнал «Вокруг Света» №09 за 1989 год
Шрифт:
Голос с легким — очень легким — иностранным акцентом спросил:
— Мистер Ролло Мартинс?
— Да.— Приятно было снова стать собой, а не Декстером.
— Вы меня не знаете,— без особой надобности сообщил обладатель голоса,— но я был другом Гарри Лайма.
Услышать, что кто-то называет себя другом Гарри, тоже было приятно. Мартинс ощутил симпатию к незнакомцу.
— Буду рад познакомиться с вами,— ответил он.
— Я нахожусь за углом, в «Старой Вене».
— Может, встретимся завтра?
— Гарри просил позаботиться о вас. Когда он умирал, я был рядом с ним.
— Я думал...— начал Мартинс и осекся. Ему хотелось сказать: «Думал, он умер мгновенно», но что-то его удержало. Вместо этого он продолжил:
— Вы не назвали своей фамилии.
— Курц,— произнес голос.— Я бы заглянул к вам, но австрийцев не пускают в отель Захера.
— Могли бы мы встретиться утром в «Старой Вене»?
— Конечно,— ответил голос,— если вы совершенно уверены, что дотянете до утра.
— Как это понять?
— Гарри беспокоился, что у вас не будет ни гроша.
Ролло Мартинс, не выпуская трубки, снова лег в кровать и подумал: «Приезжайте в Вену делать деньги». Вот уже третий человек менее чем за пять часов предлагал финансировать его. И сдержанно ответил: «О, до встречи с вами я продержусь». Не имело смысла отвергать предложение, не зная, что за ним кроется.
— Тогда, может, в одиннадцать в «Старой Вене» на Кертнерштрассе? Я буду в коричневом костюме, с одной из ваших книг.
— Отлично. Как попала к вам моя книга?
— Дал Гарри.
Голос был доброжелательным и внушающим доверие, но, пожелав доброй ночи и повесив трубку, Мартинс невольно подумал, что если перед смертью Гарри был в полном сознании, то почему не попросил предупредить телеграммой его приезд? А ведь Каллаган говорил, что Гарри умер мгновенно — или, как он выразился, «безболезненно». Или он сам вложил в уста Каллагану эти слова? И тут у Мартинса возникло твердое убеждение, что со смертью Лайма что-то неясно, что полиция по тупости не смогла чего-то раскрыть. Он попытался сделать это сам, выкурил в раздумье две сигареты, но в конце концов заснул, не поужинав и не раскрыв тайны.
«Что мне сразу не понравилось в Курце,— рассказывал Мартинс,— так это его парик. Он просто бросался в глаза — прилизанный, желтый, великоватый, волосы сзади подрезаны как по линейке. Если человек прячет лысину, в нем непременно есть что-то фальшивое. Кроме того, морщинки, складки в уголках глаз, придающие лицу обаяние и причудливость, казалось, были наведены гримировочным карандашом, чтобы производить впечатление на романтичных школьниц».
Этот разговор состоялся несколько дней спустя — Мартинс рассказывал мне обо всем, когда это уже почти не представляло интереса. После упоминания о романтичных школьницах я заметил, что его рассеянный взгляд внезапно на чем-то сосредоточился. То была молодая женщина — ничем
— Хорошенькая? — спросил я. Мартинс отвернулся от окна и ответил:
— С этим навсегда покончено. Знаете, Каллоуэй, в жизни человека наступает время, когда он бросает...
— Понятно. Просто мне показалось, вы смотрели на женщину.
— Смотрел. Но только потому, что на миг она мне напомнила Анну — Анну Шмидт.
— А что, Анна разве не женщина?
— В некотором смысле.
— Как это понять?
— Она была подружкой Гарри.
— А теперь досталась вам?
— Анна не такая, Каллоуэй. Разве вы не видели ее на похоронах? Я больше не хочу осложнений. Их мне хватит до конца жизни.
— Вы рассказывали про Курца,— напомнил я.
...Курц старательно делал вид, будто поглощен «Одиноким всадником из Санта-Фе». И когда Мартинс подсел к нему, сказал с плохо наигранным восторгом:
— Вам замечательно удается создавать напряжение.
— Напряжение?
— Подозрение. На это вы мастер. В конце каждой главы кажется...
— Итак, вы были другом Гарри,— перебил Мартинс.
— Полагаю — ближайшим.— Спохватившись, Курц добавил: — Если не считать вас.
— Расскажите, как он погиб.
— Это случилось у меня на глазах. Мы вместе вышли из дома, в котором он жил, и Гарри увидел на другой стороне улицы знакомого — американца по фамилии Кулер. Он помахал Кулеру рукой и направился к нему, но тут из-за угла вылетел «джип» и сбил его. По правде говоря, виноват был Гарри, а не водитель.
— Один человек сказал мне, что он умер мгновенно.
— К сожалению, нет. Однако смерть наступила до приезда «скорой помощи».
— Гарри был способен говорить?
— Да. Несмотря на мучительную боль, он беспокоился о вас.
— Что он говорил?
— Точных слов я не помню, Ролло,— мне можно называть вас по имени, правда? Гарри в разговорах с нами называл вас только так. Просил, чтобы я позаботился о вас, когда вы приедете, не оставил без присмотра. И приобрел обратный билет.
Сказав об этом, Мартинс заметил: «Видите, все предлагали мне обратный билет и деньги».
— Почему ж не известили меня телеграммой?
— Видимо, вы не успели ее получить. Цензура, зоны... Телеграмма может идти целых пять дней.
— Дознание проводилось?
— Конечно.
— Вы знали, что у полиции есть смехотворное убеждение, будто Гарри замешан в какой-то махинации?
— Нет. Но в Вене все чем-то промышляют. Все мы продаем сигареты, вымениваем шиллинги на боны и все такое прочее.
— Полиция имеет в виду нечто более серьезное.
— У полицейских иногда бывают нелепые заблуждения,— сдержанно ответил человек в парике.