Журнал «Вокруг Света» №11 за 1982 год
Шрифт:
Как только я вошел в чайную — небольшой домик с глиняным полом и закопченным потолком,— все притихли.
— Ванакам! — сказал я.— Здравствуйте! — и замолчал, ожидая реакции. Поймут ли мое произношение здесь?
Люди заулыбались. Кто-то угостил меня сигаретой, хозяин налил чаю.
— Сельвин Кумар виды енге ирукы? — Где дом Сельвин Кумара? — спросил я сидящих рядом со мной.
Крестьяне быстро заговорили между собой. Со стороны могло показаться, что они обсуждают ответ на мой вопрос, но на самом деле их поразил сам факт — иностранец говорит на тамильском
Хозяин чайной послал своего сына предупредить родителей Кумара, что к ним приехал англичанин. Раз европеец, то кто же еще? Разубедить крестьян стоило большого труда.
Вскоре прибежал мальчик и проводил в дом, где мне предстояло прожить две недели. Хозяева встретили меня у входа на веранду, объяснили, что постель приготовлена на втором этаже. В руку вложили электрический фонарик и жестом указали на шаткую деревянную лестницу. Я был слишком утомлен путешествием и обилием впечатлений этого дня, чтобы снова попытаться проявить свое знание тамильского языка: просто признательно кивнул головой и полез наверх.
Утро наступило раньше, чем мне бы хотелось. Истошно орали петухи. С первого этажа доносились голоса хозяев. Они говорили быстро, и далек был местный диалект от книжного варианта тамильского языка, который мы учили.
Строят в Индии медленно,— слишком много ручного труда,— но очень аккуратно и надежно.
Но я уловил слова «рис» и «кушать». Все семья уже сидела на полу. На свежих банановых листьях дымился рассыпчатый рис, обильно политый соусом. Я сел вместе со всеми...
«Уезжаю в Мадурай!»
Однажды вечером в чайной ко мне подошел молодой тамил и уселся рядом, разглядывая меня. На вид ему было лет двадцать, но в здешнем климате люди взрослеют быстро, и нелегко определить их возраст. На парне была пестрая рубашка и яркая юбка-дхоти, подоткнутая выше колен.
— Вы из России? Меня зовут Мурти, а вас как?
Обычно уставшие от работы крестьяне и не пытались завязать разговора. Только местный учитель и Сельвин Кумар беседовали со мной с явным интересом. Я обрадовался новому знакомому. Но следующее его заявление меня озадачило. Он внимательно осмотрел мои рижские джинсы, потрогал их и восхищенно сказал:
— Отличная вещь!
Я-то сам, изнывая от жары, не раз завидовал легким юбкам тамилов.
— Разве в вашей жаре не лучше ходить в дхоти?
— Так-то оно так, но вы попробуйте в юбке влезть в переполненный автобус или сесть на мотоцикл. Дхоти мешает, путается под ногами. Пойдемте ко мне в гости,— неожиданно предлагает Мурти.— До захода солнца есть еще час времени...
Дом моего нового знакомого мало отличается от большинства других — глиняные стены, деревянная веранда, несколько циновок на полу, заменяющих и стол, и стулья, и кровать.
— Выпейте чаю! — предложил Мурти.
Угостить стаканом чая здесь так же естественно, как сказать «здравстуйте» при встрече.
— Вы женаты? — задает Мурти вопрос, такой же традиционный, как и стакан чая.
— Нет,— говорю я печально, зная, что в Тамилнаду авторитет женатого человека
Но Мурти одобрительно говорит:
— И правильно! Я тоже хочу подольше остаться независимым, У нас сейчас многие молодые предпочитают оставаться неженатыми сколько могут. Они даже живут отдельно от родителей, иные уезжают в города на заработки, становятся строительными рабочими, некоторые учатся в колледжах. Даже молодые семейные пары живут отдельно от родителей. Может, и я уеду.
— Зачем? Разве здесь мало работы? — поинтересовался я.
— Справятся и без меня,— отмахнулся Мурти.— Да и что мне здесь оставаться? Нельзя же землю делить бесконечно. Так и будем мы, четверо братьев, один за другого цепляться? Пусть участок останется у старшего, мы ему поможем из города деньгами, он нам — рисом, овощами.
...Через два дня Мурти зашел попрощаться.
— Уезжаю в Мадурай!.. Там много фабрик, устроюсь куда-нибудь работать. Здесь мне не пробиться.
В деревенской чайной поговорили дня два о его отъезде и забыли. А через несколько дней и мне надо было возвращаться в город. Может быть, встречу там Мурти? Как сложится его жизнь в городе?
Временное состояние
В Мадурае у меня был хороший друг — коммунист, секретарь Общества советско-индийской дружбы Рагу Натан. У него друзья в любом квартале города. Он знает адвокатов, врачей, менеджеров предприятий, его встречают как своего и в беднейших кварталах хариджанов. Упорство его и выносливость поражали меня. Бывало, весь день бродим мы с ним по душному лабиринту пригорода, заходим в дома рабочих, ремесленников, мелких торговцев.
— Ты хочешь понять нашу жизнь? Тогда надо много ходить. Чем больше разных людей встретишь, тем лучше для твоей работы.
Улицы Мадурая никогда не бывают пусты. Люди куда-то спешат, чем-то торгуют, кто-то сидит отдыхает. Не надо думать, что это бездельники — просто у этих людей нет работы. Толпа в основном состоит из мужчин — женщины сидят дома.
Безработные живут в общем-то хуже, чем безземельные крестьяне в деревне. Их нанимают только на время, на низкооплачиваемую работу. Но хозяевам фабрик и магазинов без них не обойтись.
Едва ли не каждый, кому удалось найти постоянную работу, прошел, выбравшись из деревни, через этот этап. Оттого-то так ценят здесь даже малооплачиваемую, но надежную работу.
Текстильные фабрики Мадурая расположились на окраине. Вокруг них маленькие домики без окон тесно прижимаются друг к другу. На пыльной улице играют полуголые ребятишки. Тощие коровы вяло жуют банановую кожуру, разбросанную у порогов домов. Жара. Заворачиваю в придорожный магазинчик, который ничем не отличается от деревенской чайной — те же связки бананов, привязанные к навесу, тот же запах горячего молока и дешевых лепешек-досей. Здесь меня уже ждет Рагу Натан.
Прямо через дорогу — цехи текстильной фабрики, куда мы должны зайти к концу дня. Сидим в тени чайной за стаканом горячего молока и переговариваемся с хозяином.