Журнал «Вокруг Света» №11 за 1982 год
Шрифт:
Директор музея кивнул на большую фотографию рядом с экспонатом:
— Мастер Ханс Хойер.
Седой моложавый человек на снимке — очки в простои оправе, синий рабочий фартук — что-то сосредоточенно объяснял своим товарищам. В руках у него была металлическая линейка, золотом сверкали раструбы валторн — «лесных рогов».
Этот человек изобрел новую валторну — ее полное название «двойная валторна Р/В». Большинству из нас, немузыкантов, это ничего не скажет, но поверим авторитетной комиссии: за исключительное качество звучания, «отзывчивость» и прочие характеристики
В Фогтланде много мастеров, подобных Хансу Хойеру. Традиции мастерства передаются из поколения в поколение. Это только так говорится — «традиции мастерства», дань стереотипу. Под традицией следует понимать невероятно трудный сплав тончайшей добросовестности, филигранной ручной работы, безупречного качества, любви к своему делу и музыке и, конечно же, дедовских секретов.
Музыкантам известны альтовые флейты и флейты-пикколо «Мастер Филипп Хамиг». Сам мастер Хамиг — из семьи, где дульцевые духовые инструменты мастерили еще в 1760 году!
Три четверти века назад в семье Майнель стали изготовлять кларнеты. Сегодня на народном предприятии «Симфония» в Маркнейкирхене работают три мастера Майнеля — отец и два сына.
В музее есть фотография — Давид Ойстрах в мастерской местного кудесника Хайнца Дёллинга. В руках у скрипача смычок. Только этот мастер — никто другой! — делал смычки Ойстраху.
— Южноамериканское дерево, белый — только белый! — конский волос из Монголии, немного серебра, слоновая кость плюс мастер Дёллинг,— пояснил фотографию Эрнст Гевиннер.— Вот и готов смычок для виртуоза Ойстраха...
Еще фотоснимок: Рейнгольд Морицевич Глиэр.
— Ваш Глиэр — наш Глиэр,— сказал Эрнст Гевиннер и перевернул портрет. На обратной стороне выписана вся родословная советского композитора: его предок — мастер по валторнам Эрнст Мориц Глиэр — работал в «Звенящей долине».
Миллионы инструментов, созданных непревзойденными мастерами Фогтланда, звучат сегодня во всем мире. Вот они — истинные миллионы Маркнейкирхена и Клингенталя! Почти в сто стран идет продукция народных музыкальных предприятий ГДР.
Неподалеку от Дрездена я была на одном из концертов ежегодного цикла, который называется «Серенада». Прославленный Дрезденский симфонический оркестр регулярно выступает в старинном пригородном дворце. Исполняется музыка немецких композиторов.
Прямо под колоннами дворцового портика, у ступеней, спускающихся в парк, размещаются музыканты — полный состав Дрезденского симфонического оркестра. Перед ним рядами — легкие складные стулья для слушателей. Стулья белые — дань филармонической традиции. Собирается публика — строгие, знающие ценители. Наступает тишина. И рождается музыка. Она уходит в аллеи старого парка, где солисту пытается вторить птица. Никого это не отвлекает. Музыка под открытым небом становится частью природы, словно воды плавно
Устраивают концерты, конечно, и во внутреннем дворике старого бюргерского дома в Маркнейкирхене, где ныне разместился музей музыкальных инструментов. Какие только виртуозы-солисты тут не выступали!
...С улицы — дом как дом. Два этажа, мансарда. Ступени от мощеной улицы ведут к входу. Но подойдешь, прислушаешься — дом звучит, поет...
У входа — скульптура... нет, не исполнителя, а мастера, создателя инструмента. И фартук на нем рабочий. И волосы, чтобы не мешали, прихвачены тесьмой. Он откинулся на невысоком табурете — задумчиво смотрит на свою работу: то ли любуется скрипкой, то ли размышляет, где нужно нанести то «чуть-чуть», что сделает его инструмент самым прекрасным в мире.
На плите памятника надпись: «1677 год. В Фогтланде началось промышленное производство музыкальных инструментов».
Много лет назад город купил этот дом у какого-то бюргера, чтобы организовать в нем музей музыкальных инструментов. Задача ставилась самая практическая — гильдия ремесленников, выпускающих музыкальные инструменты, решила хранить здесь наглядные пособия для мастеров, их лучшие работы.
Сюда приводили учеников-подмастерьев. Да и сейчас приводят. Приходят сами мастера. Не для того, чтобы постоять у витрин. Нет, любой инструмент можно взять в руки, повертеть, потрогать, зарисовать. Послушать, как он звучит.
— Вы всем позволяете играть на экспонатах?
— Конечно, всем,— улыбается директор музея.— Всем, кто умеет.
Дом звучит... Есть здесь гостиные — тем исполняют музыку перед экскурсантами. Есть рабочие кабинеты — там сидят над чертежами и нотами специалисты. Есть и непарадные комнаты — мастерские. Здесь можно увидеть, как рождаются инструменты, как их делали мастера прежде, как делают теперь. Дом, где живут инструменты,— вот что это за музей. «То флейта слышится, то будто фортепьяно...» Нешумно из зала в зал проходят посетители.
— Вот посмотрите,— директор подводит нас к стенду, где размещены скрипки — кажется, сто, не меньше.— Вы видите разницу между ними? Я, признаюсь, тоже не вижу. А мастера, знаете, отличают каждую, часами рассматривают...
Как я ни всматривалась, разница почти неуловима. Разве что тут или тут?.. Уже во времена Страдивари скрипка отлилась в законченную, совершенную форму, но это вовсе не значит, что скрипичные мастера не ищут и не открывают все новые и новые тайны благородного инструмента.
Что касается Эрнста Гевиннера, то, конечно же, свою некомпетентность он преувеличил: директор музея в Маркнейкирхене энтузиаст своего дела, отличный знаток и по образованию — историк музыки. О каждом экспонате уникального хранилища он может рассказать целые истории.
— Вы знаете, когда Ойстрах учился играть на скрипке, оказывается, у него был инструмент из Маркнейкирхена, да, да!
— Посмотрите, какие аккордеоны! — В самом деле, удивительной красоты, праздничные, парадные инструменты.— Двадцать таких аккордеонов было изготовлено у нас, в Клингентале, после окончания войны — в подарок советским воинам.