Журнал «Вокруг Света» №3 за 2004 год
Шрифт:
В 1664 году в Мехико из Испании прибыл новый вице-король дон Антонио Себастьян де Толедо Молина, маркиз де Мансера, вместе с супругой доньей Леонор Каррето. Хуана была представлена при новом дворе и в кратчайшее время завоевала такую любовь высокой четы, что вице-королева сделала ее своей первой фрейлиной. Эту должность она занимала около 5 лет, оказавшись, таким образом, в эпицентре культурной жизни Мексики. И, следуя своему статусу, придворным обязанностям, а также складу характера, она принимала самое живое участие в великосветских забавах.
О пышности мексиканского двора в Европе ходили легенды. Действительно, все предметы роскоши, которые Новая Испания поставляла в метрополию: золото и изумруды, ценные породы дерева и какао, меха и сафьян, перья экзотических птиц и индейские ткани, – в Мексике были предметами обыденного, если не сказать повседневного спроса. Через Мексику проходили и торговые пути Европы к странам Дальнего Востока: Китаю и Японии, откуда везли фарфор и лаковые изделия, часть из которых, естественно, оседала на западной стороне Атлантического океана. Но для мексиканцев самым ценным было как раз то, что могло прийти только из Старого Света – европейская культура. Поэтому при дворе вице-короля с радостью принимали всех, кто мог привезти свежие политические анекдоты и новые стихи, вести о последних научных открытиях
Как водится, были у Хуаны и недоброжелатели. Однажды кто-то пустил слух, что ее знания поверхностны и она умеет лишь внушать, что обладает ими, благо столь красивой девушке сделать это несложно. Для опровержения подобных напраслин вице-король принял решение организовать публичный экзамен, на котором Хуане задавали вопросы по всем отраслям знаний лучшие головы Мексики – ученые, поэты, историки и богословы. Она блестяще справилась с самыми каверзными заданиями, а когда позже духовник спросил ее, не возгордилась ли она от этой победы, Хуана ответила: «Не больше, чем если бы мне удалось подрубить кромку лучше учительницы рукоделия».
Что касается личной жизни, то поклонников у Хуаны было множество, и практически все они были серьезными претендентами на ее руку и сердце. Конечно, она и сама была не раз влюблена – для того чтобы сделать такой вывод, достаточно открыть томик ее стихотворений. Так что жителям столицы оставалось только удивляться, говоря о том, почему первая красавица страны не выходит замуж. Сомнительное происхождение и отсутствие приданого вряд ли были непреодолимым препятствием: родители, хоть и невенчанные, были из хороших семей, близость к правителям вполне заменяла титул, а солидное приданое она вполне могла получить – если и не от богатых родственников, так от высоких покровителей. Но Хуана отказывала всем соискателям ее руки… Разгадку можно, пожалуй, отыскать в ее стихах. В одних она пишет о большой любви и разлуке и обвиняет себя в том, что любила слишком сильно. Тема других: «Меня любит не тот, кого люблю я». В следующем цикле она укоряет свое сердце в неверности, в том, что даже самая сильная любовь проходит. Или же говорит о том, что надо забыть о любви и положиться на разум, потому что любовь обернется ненавистью к бывшему возлюбленному. Несмотря на некоторую искусственность формы поэтических произведений Хуаны, нет никаких оснований сомневаться в искренности ее чувств.
Видимо, она рано поняла, что замужество – не ее стезя. Что потенциальный супруг, кем бы он ни был, либо попытается сломать ее, такую самодостаточную, либо окажется под каблуком, но в любом случае хорошей семьи не получится.
Тем не менее пора было подумать о дальнейшей жизни. В Мексике XVII века 16-летняя девица приравнивалась практически к старой деве. На роль светской куртизанки она вряд ли подходила, да и куртизанки в то время только «зарождались». Оставался последний путь – в монастырь. И хотя Хуана стремилась к монашеству не больше, чем к браку, это решение было для нее куда более приемлемым, потому что оставляло некоторую возможность следовать своему творческому призванию и накоплению знаний.
Ее решение вызвало нескрываемое удивление при дворе и толки в городе, но духовник отец Антонио Нуньес де Миранда, которому Хуана «открыла свои сомнения и опасения», поддержал ее выбор. Позже она писала; «Я осознавала, что это состояние влечет многие обязанности, для моего темперамента отталкивающие (я имею в виду внешнее, а не главное)». Безусловно, Хуана верила в Бога, она знала Писание и богословскую литературу, но, скорее всего, она не обладала ни мистическим даром, ни живым чувством к Богу (это можно подтвердить и строками из ее поэзии, и оставленными дневниковыми записями), которое так часто встречается у поэтов, даже если они называют себя атеистами. Поэтический взгляд Хуаны де Асбахе был обращен на внешний мир – на человеческие отношения, на механику законов природы. Это взгляд человека Возрождения, верящего в то, что с помощью разума можно все понять, объяснить и привести к согласию. В такие постулаты она верила больше, чем в то, что творится в потаенных глубинах ее души. Поэтому при свойственных ей честности и трезвой оценке самой себя выбор монашеского пути не мог не быть для нее трудным. В поздних стихах Хуаны появятся и усталость, и разочарование в силах разума, но и тогда обида на жизнь не достигнет высоты прямого обращения к Творцу, а расплещется звуками грустной мелодии и утонет в пессимизме. Но пока до пессимизма было еще далеко – просто требовалось принять разумное решение, каким бы неразумным и нелогичным оно ни казалось окружающим.
В августе 1667 года Хуана сделала первую попытку уйти в монастырь. Но недавно реформированный устав обители Святого Иосифа ордена Босоногих кармелиток оказался слишком суровым для светской барышни. Она серьезно заболела и по настоянию врачей покинула обитель спустя три месяца. (При этом врач пытался и запретить ей читать, но без книг состояние больной тут же ухудшалось.) Тем не менее через год с небольшим она предприняла вторую попытку стать монахиней, на этот раз состоявшуюся. В феврале 1669 года Хуана вступила в монастырь ордена Святого Иеронима и после короткого послушничества приняла постриг под именем Хуаны Инес дела Крус (в католической традиции при пострижении имя, данное при крещении, не меняется, но отсекается фамилия, то есть связь с родом – чтобы освободить место для другого союза). Взнос на «приданое монастырю» внесла вице-королевская чета, и обряд пострижения стал, как это часто бывало в жизни Хуаны, общественным
А в монастыре ее таланты только преумножались: она выучилась играть на нескольких музыкальных инструментах и написала трактат о музыкальной гармонии, достигла известности в живописи, стала экспертом в этическом и каноническом богословии, медицине, каноническом и гражданском праве, астрономии и высшей математике. Она постоянно посылала в подарок многочисленным подругам свои вышивки и образцы кулинарного искусства, не забывая приложить к гостинцу записку с забавными стихами. При этом все монастырские религиозные обязанности она выполняла неукоснительно, а расписание служб соблюдалось в обители строго. В полночь служили утреню, в пять или шесть утра – хвалитны, затем в течение дня часы – первый, третий, шестой и девятый, около шести вечера начиналась вечерня, а в девять или десять – поздняя вечерня. К обязательному минимуму добавлялись в положенное время праздничные и особые службы. Принимая во внимание такое расписание, вовсе не удивительно, что сестра Хуана часто жаловалась на отсутствие времени для уединенных занятий. А ведь еще были и гости – то светские подруги, то добрые сестры, которые, желая скрасить тяжесть ее разлуки с вольной жизнью при дворе, частенько заходили к ней в келью. В 1673 году маркиз и маркиза де Мансера отбыли на родину, но сестра Хуана сохранила и связи при дворе, и дружбу временно исполняющего обязанности вице-короля архиепископа. Кстати, именно он, когда новоначальная сестра Хуана, выйдя из терпения, крикнула своей настоятельнице: «Замолчи, безграмотная!» – заступился за нее, пообещав аббатисе наказать дерзкую девицу, если настоятельница докажет, что эти слова – ложь. Через некоторое время аббатисой стала другая, более образованная и благожелательно настроенная к Хуане монахиня, в какой-то момент в приоресы выбрали и саму Хуану, но она отказалась от этой чести… Архиепископ вполне благосклонно относился к салону своей подопечной, хотя бывал в нем не так часто, как, например, вице-король и королева дон Антонио и донья Леонор. Визиты же мексиканской интеллигенции продолжали приносить доходы обители Святого Иеронима.
1680 год ознаменовался прибытием в Мехико нового вице-короля маркиза де Лагуны и его супруги Марии Луизы, графини Паредес. Сверстницы Хуана Инес и Мария Луиза довольно скоро стали близкими подругами. И в стихах сестры Хуаны графиня Паредес стала фигурировать под именами Филис и Лизис.
В монастыре сестра Хуана не публиковала своих стихов, но писала много. Это были и рождественские песни для праздничных концертов в соборах Мексики, и религиозные и светские драмы, и аллегорические поэмы, и множество стихотворений «на случай». Время шло, и в 1686 году срок вице-королевства де Лагуны закончился, и с отъездом высокой четы над головой сестры Хуаны начали собираться тучи. Новый архиепископ Мехико отец Франсиско Агийяр-и-Сеихас был, по словам биографа Хуаны – мексиканского поэта и нобелевского лауреата Октавио Пасы, – «яростным женоненавистником и противником светского театра». В 1689 году Хуана пишет очередную светскую драму «Любовь – великий лабиринт», а маркиза де Лагуна выпускает в Испании сборник ее стихов под заголовком «Разлив Кастальского ключа, от десятой Музы из Мексики, сестры Хуаны».
В том же году Хуана по просьбе маркизы пишет религиозную драму «Божественный Нарцисс». А год спустя вокруг ее имени разворачивается интрига, сопровождаемая громким скандалом. Епископ Пуэблы Фернандес де Сайта Крус, которого она считала своим старым и испытанным другом, попросил ее написать опровержение на знаменитую проповедь 4О-летней давности, составленную монахом-иезуитом Антонио Виэйрой. Сестра Хуана ответила на предложение длинным письмом, в котором мастерски разгромила ту давнюю проповедь по всем статьям. Для нее эта работа была очередным развлечением – упражнением в риторике и логике на примере из области богословской этики. И вдруг совершенно неожиданно, без ведома и разрешения сестры Хуаны, частное письмо было издано – без указания имени издателя, с предисловием, автор которого скрылся под псевдонимом «сестра Филотея де ла Крус». Рассыпаясь в реверансах, сей автор мягко пенял ей за то, что она расточает Божий дар на низкую поэзию и изучение земных наук, пренебрегая своим истинным призванием к теологической критике. Это стало для сестры Хуаны настоящим ударом. Она и не помышляла публично оспаривать признанных теологов и проповедников, справедливо полагая, что мнение простой монахини никого не убедит, но многих рассердит. А нападать на отца Антонио Визиру, защитника прав индейцев, именем которого клялись все мексиканские иезуиты, было и вовсе опасно. Кроме того, она не считала, что, занимаясь литературой, наукой и преподаванием, напрасно расточает Божьи дары, – скорее наоборот. Между тем публикация имела большой успех – лучшие теологи в университетах Испании и Португалии с наслаждением смаковали неотразимые доводы, которыми мексиканская монашка начисто разбивала аргументы знаменитого падре, и слали ей восторженные поздравления. Зато церковное начальство в Мексике обвинило ее в гордыне и пренебрежении монашеской заповедью послушания… Ссориться с иезуитами в колониях было чистым безумием – именно они обеспечивали относительный мир в стране, поскольку лучшим способом умиротворения индейцев было их обращение в христианство, и они же удерживали колонистов от обращения индейцев в рабство, что могло привести к всеобщему восстанию. Новый же архиепископ, как сказано, терпеть не мог женщин и светские развлечения. К тому же Хуана поссорилась со своим духовником, который уже давно советовал ей оставить все мирские интересы…