Журнал «Вокруг Света» № 9 за 2004 год (2768)
Шрифт:
Отец Пьера, доктор Эжен Кюри, ярый антиклерикал и республиканец, внушал своим сыновьям Пьеру и Жаку, что знания – единственная и непреходящая ценность. Пьер часто вспоминал, как во времена Парижской коммуны он помогал отцу выносить раненых с баррикад. Пьера можно было назвать вундеркиндом. Получив всего лишь домашнее образование, он в 16 лет поступил в Сорбонну, а в 18 стал лиценциатом.
Занимаясь исследованиями в области кристаллографии вместе со своим братом, молодой ученый открыл явление пьезоэлектричества. Это открытие в полной мере оценили везде, кроме Франции, где он много лет преподавал в Парижской школе физики и химии, получая очень скромное жалованье. Что же касается женщин, то 35-летний холостяк Пьер Кюри всегда думал о них как о серьезной помехе на своем пути. Ведь с ними приходилось забывать о душевном спокойствии, которое ученому просто необходимо. В планы 27-летней Мари замужество также не входило. А Пьер вдруг увидел в невысокой, одетой в «глухое» серое платье белокурой мадемуазель Склодовской отнюдь не возможную помеху, а, наоборот, существо, которое может жить одной с ним жизнью и не ревновать его к его лаборатории. Но на его предложение она ответила отказом. У Мари были другие планы – полячка не может оставить свою родину, а потому она должна была уехать в Варшаву, чтобы использовать свои знания «для поддержания национального духа», и вовсе не собиралась возвращаться во Францию. Он писал ей письма, в которых убеждал «сменить мечту патриотическую на мечту научную». Ради нее он готов был сам переехать в Польшу и преподавать французский язык, и – Мари вернулась… Не было ни свадебного платья, ни колец. Они поженились в мэрии. На деньги, подаренные родственниками, новобрачные купили два велосипеда и в одночасье укатили в свадебное путешествие за город, где потом часто проводили выходные. Отдых, конечно, потеря времени, но и он необходим для нормальной работы.
«Жизнь не стоит того, чтобы так много заботиться о ней», – эта фраза Мари вполне могла стать девизом молодоженов. Они снимали квартирку на улице Гласьер с прекрасным садом. Мари очень любила цветы и могла часами рыхлить клумбы и высаживать луковицы тюльпанов. Отправляясь за город, оба неизменно привозили домой по букету полевых цветов. К вопросам домашнего уюта они относились довольно пренебрежительно. Минимум самой дешевой мебели. Есть стол для работы – и это главное. Пьер покорно поглощал все, что готовила, точнее, пыталась готовить Мари. Хотя, в общем-то, они оба относились к еде более чем спокойно. Как-то много лет спустя, когда супруги смогли нанять повариху, та, напрашиваясь на комплимент, спросила Пьера, вкусным ли был бифштекс, который ученый только что проглотил с видимым аппетитом. «Разве это был бифштекс? – осведомился Пьер удивленно. – Ну что ж, вполне возможно».
В сентябре 1897 года появилась на свет первая дочь четы Кюри – Ирэн. Мадам Кюри поразила акушерку тем, что ни разу не вскрикнула во время родов. «Мы жили как очарованные», – вспоминала Мари. И причиной тому были не только заботливый муж и здоровенькая новорожденная, а опять-таки работа. Дело в том, что сразу после рождения Ирэн Мари была готова произвести на свет еще одно свое детище: она искала достойную тему докторской диссертации. Ее увлекло открытие Анри Беккереля, который высказал предположение, что соли урана являются источником излучения необычного характера. Руководство Школы физики и химии разрешило Мари участвовать в научных исследованиях Пьера. Им предоставили застекленную мастерскую. Мари отлично владела методикой измерений, разработанной братьями Кюри в процессе изучения свойств пьезоэлектричества. Она измеряла величину излучения солей урана и сделала предположение, что могут существовать и другие элементы или их соединения с подобными свойствами. Мари проделала огромную работу – исследовала все известные химические элементы и обнаружила это свойство только у соединений тория. Она была убеждена, что ей удалось открыть новое физическое свойство, которое она назвала радиоактивностью, а соединения, им обладающие, – радиоактивными.
В Школе находилась обширная коллекция минералов, и Мари, охваченная азартом, захотела измерить точную радиоактивность каждого. И оказалось, что некоторые минералы обладают очень высокой радиоактивностью, несмотря на малое содержание урана или тория. На этом этапе Мари приостановилась и начала искать свою ошибку, повторяя и повторяя опыты. Но поскольку ошибки не было, она видела только одно объяснение: эти минералы содержат неизвестный, новый химический элемент, обладающий высокой радиоактивностью. Теперь дело оставалось за «малым» – выделить его. Мари сгорала от нетерпения. Ее ничто не могло остановить: ни протекающая крыша мастерской, ни собственное слабое здоровье – туберкулезный очаг в легких. Пьер решился помочь ей и, временно оставив работу над кристаллами, подключился к экспериментам. В целом Кюри работали бок о бок в течение 8 лет. «Мы нашли», «мы наблюдали» – писали они в своих лабораторных блокнотах. На определенном этапе работы у них возникла необходимость в первичном сырье, и Мари предположила, что для этого подойдут отходы уранового производства. Им удалось приобрести несколько тонн урановой смолки, которую необходимо было еще где-то переработать. Школа могла предоставить лишь ветхий сарай на улице Ломон. В этом дощатом сарае на бетонном полу Пьер и Мари работали без выходных. Они перерабатывали тонны радиоактивной руды и для проветривания сарая от вредных газов устраивали сквозняк, открывая окна и двери. Утром Мари варила кашу для дочери, после чего – целыми днями – перемешивала полутораметровым железным прутом другое варево. «Это была героическая эпоха в нашей совместной жизни», – вспоминала потом Мари.
Она таскала мешки с сырьем, тяжелые сосуды, переливала жидкости. Уставала так, что, придя домой, хотелось лечь и не вставать, но как же Ирэн, о ней забывать нельзя. Дом, сарай, дом, сарай. Пьер, уставший от научной гонки, уговаривал жену приостановить работу и отдохнуть, но похудевшая Мари не желала его слушать. Сначала она выделит свой элемент, а потом можно будет и отдохнуть.
Иногда они вместе мечтали о предстоящем открытии: «Как ты думаешь, как он будет выглядеть?» – спрашивала Мари. – «Он должен быть очень красивым», – отвечал Пьер. Они мечтали об одном элементе, но оказалось, что открыли не один, а сразу два неизвестных радиоактивных элемента. Первый Мари назвала полонием в честь своей родины, второй – радием.
В 1898 году супруги Кюри официально объявили о своем открытии. Но лишь через 4 года из 8 тонн отходов Мари удалось получить одну десятую часть грамма чистого радия. Потом она ходила в лабораторию даже по ночам, чтобы постоянно видеть его «излучающее голубое сияние». Однажды у дверей лаборатории она шепнет Пьеру: «Не включай свет… Он прекрасен, как мы и хотели».
Там, в темноте, будто вися в воздухе, светилось ее открытие.
Наконец-то они отдохнут – решил Пьер. Но с отдыхом опять не вышло. Удачливые ученые, они были совершеннейшими неудачниками там, где дело касалось житейских вопросов. Их расходы существенно увеличились – сначала с рождением дочери, затем с переездом к ним овдовевшего отца Пьера. Он попытался получить кафедру в Сорбонне, но безрезультатно, поскольку всем было известно, что Пьер Кюри предпочитал работать, а не просиживать часы в приемных у влиятельных лиц. К тому же ему было нужно не столько преподавательское место, сколько доступ к хорошей лаборатории.
Мари преподавала в Высшей женской школе в Севре. И оба они разрывались между сараем и преподаванием. Друзья почти добились было того, чтобы Пьера наградили орденом Почетного легиона, что открыло бы ему путь наверх, дало возможность обзавестись хорошей лабораторией, кредитами, приличным жалованьем. Но – принципиальный и совершенно лишенный честолюбия ученый отказался от награды, сочтя, что он ее не заслужил. «Я не имею никакой нужды в ордене, но очень нуждаюсь в лаборатории»,– написал он высокому лицу.
Четыре года, проведенные в сарае, сказались на здоровье супругов. Мари была худа просто до ужаса, Пьер периодически мучился от приступов боли, которые считали ревматическими.
В 1902 году умер Владислав Склодовский. Мари примчалась в Варшаву из Парижа слишком поздно – гроб уже закрыли. Она требовала открыть его и плакала, обвиняя себя, что ее не было рядом с отцом, когда он умирал. После возвращения в Париж у нее наступила тяжелейшая апатия, даже работа перестала ее интересовать. Перенесенный ею шок был настолько велик, что она, будучи беременной, не смогла доносить ребенка. «Я так привыкла к мысли иметь этого ребенка, что не могу утешиться. Ребенок – девочка, в хорошем состоянии, была еще живой. А как я ее хотела»… Она не могла без ужаса смотреть на Ирэн, все время боялась: вдруг что-то случится и с ней. Пьер же опять оказался в постели из-за сильных болей. Все было плохо… Но они не жаловались. И только однажды Пьер тихо произнес: «А все-таки тяжелую жизнь мы с тобой выбрали»…
Они продолжали изучать радий. От соприкосновения с новым веществом руки Мари часто шелушились, а пальцы выглядели так, словно были изъедены кислотой – на людях она носила перчатки. Замечая это, Пьер решил провести эксперимент над собой: он подверг свою руку действию радия. На коже появился сильный ожог, который долго не проходил. Потом вместе с учеными-медиками Пьер стал экспериментировать над животными. Оказалось, что новый элемент способен уничтожать ткани, пораженные болезнью, в том числе раковые опухоли.
Исследуя свойства нового элемента, Мари с успехом защитила диссертацию и получила докторскую степень. В ноябре 1903 года британское Королевское научное общество наградило Мари и Пьера почетной золотой медалью Дэви. Привезя награду домой, ученый долго думал, куда бы ее спрятать. А чуть позже друзья Пьера наблюдали маленькую Ирэн, самозабвенно катающую медаль по полу.
И вот – мировое признание, оно пришло очень быстро. В декабре 1903 года Шведская Академия наук сообщила о присуждении Нобелевской премии по физике супругам Кюри и Анри Беккерелю за открытие радиоактивности. 70 тысяч франков очень пригодились супругам. Они смогли отдать долги и отдохнуть от изнуряющего преподавания. Но слава, как таковая, была для них весьма обременительной: приходилось ходить на приемы, где чета Кюри выглядела более чем странно. Он – в потертом фраке, в котором столько лет читал лекции, она – в глухом черном платье, без всяких украшений, даже без обручального кольца. Однажды Мари поймала взгляд мужа, который с большим интересом разглядывал бриллиантовое колье на груди одной дамы. Удивлению Мари не было конца. «Я прикидываю, сколько лабораторий можно построить, если это продать», – объяснил ученый жене, раздумывая над тем, что, похоже, единственная цель всех этих разряженных людей и журналистов – лишить их возможности работать дальше. «Они дошли до того, что передают разговор нашей дочери с няней и описывают нашего тигрового кота», – возмущался Пьер. Не стоит и говорить, что из полученной суммы Мари на свой гардероб не потратила ни сантима.