Журнал «Юность» №06/2022
Шрифт:
Мальчик порывается встать, но бабушка возвращается с подносом, на нем стоит тарелка темно-зеленого супа со странно плавающими бугорками.
– Держи, сынок, угощайся, – улыбается старушка.
– Мм, спасибо. – Миша натянуто улыбается в ответ. – Но я это… пообедал.
Бабушка поджимает губы, медленно ставит поднос на прикроватный столик и присаживается к Мише. Трясущейся рукой она достает из кармана две конфеты и заговорщицки-тихо говорит:
– На. Много сладкого вредно, но мы же чуть-чуть.
Одну конфету она вкладывает ему в ладонь, другую медленно разворачивает. Миша берет конфету, запихивает ее в карман, мычит в знак
– Так что там с водой?
– Ох, забыла проверить, голова дырявая. – Старушка хлопает себя по колену и откладывает полуразвернутую конфету в сторону, к тарелке с супом.
Мальчик притопывает ногой и щелкает пальцами, оглядывается на дверь.
– Зря ты супа не захотел. Меня Борька учил готовить. – Она указывает рукой на фотографию лысого мужчины. – Мы когда в Свердловске познакомились, он поваром работал. Чем меня только не подкупал! И «Наполеон» пек, объедались. – Она тычет отросшим ногтем в фотографию детей. – Наська, ой разбойницей была! Дралась, с мальчишками там-сям шаталась, а Федька, наоборот, учился, читал. Знал про грузовики и про космос. Я когда на пельменную фабрику устроилась, на автобусах стала ездить, так он меня всегда с остановки встречал.
Подбородок старушки дрожит.
– Наська теперь в Москве. Замуж вышла, детишек родила, сейчас внучков нянчит. А Федька… Инженером был.
Миша отводит глаза от двери. Настенные часы тикают. Он осматривает комнату – с батареи свисают паутинки, под комодом лежит скомканный фантик. Один край форточки опущен ниже другого, между дверцей и оконным переплетом щелка. Слышится тихий свист.
– Может, вам… Ну, знаете… С уборкой помочь?
– Нет-нет, милок, садись. – Старушка качает головой. – Я на прошлой неделе…
Миша, не слушая бабушку, поднимается.
– Да я сама, сама, честное слово.
– Успокойтесь, ну что вы. Мне не трудно. – Мальчик пожимает пятнистую морщинистую руку, улыбается и начинает убираться: заглядывает в шкафы, заставленные разноцветными коробками, находит в туалете веник. Совок выгнут, на венике серые сгустки.
Из кухни Миша выметает осколки, из зала – пыль. Набирает в ведро воду и обжигается. Он проводит по подоконнику тряпкой, на темно-серой поверхности появляется белая линия. Вода в ведре становится черной. Бабушка смотрит на Мишу, глаза блестят. Он протирает фотографии, телевизор и поливает цветы. В углу чисто.
– Ну все. Я пойду, – говорит Миша.
Бабушка протягивает ему стеклянную вазочку со сломанным печеньем, берет несколько кусочков и кладет Мише в карман.
– Вот, сынок.
– Спасибо. Я не голодный, правда, но спасибо. – Он обувает ботинки. – И извините, у меня обувь грязная… Но я дальше порога не ходил. До свидания! Я приду еще, наверное. Даже обязательно приду.
Он уходит.
Бабушка закрывает за мальчиком дверь, идет в зал, останавливается. Комнату заливает яркий осенний солнечный свет, вокруг чистота. На белом окне красуется Мишино яблоко. Старушка тихонько подходит, берет его, вдыхает аромат и аккуратно кладет к фотографиям. За окном листопад. Серый от пыли телефон с дисковым номеронабирателем стоит на подоконнике и молчит.
Изменившаяся участь
Лето, ночь, многоэтажный загородный дом, окруженный забором, за которым растут кусты роз. Свет горит только в одной комнате на первом этаже. В окне различается силуэт тучного мужчины, он не двигается.
На втором этаже длинный коридор с несколькими комнатами. Слышится тихий скрип двери. Женя, мальчик лет десяти, с рыжими кудрявыми волосами и веснушчатым лицом, закрывает за собой дверь, присаживаясь и приподнимаясь вместе с дверной ручкой. Лунный свет пробивается сквозь окно и освещает очертания предметов. Левая стена увешана множеством застекленных рамок, в них – черные точки, правая стена занята книжным шкафом, а у окна стоит массивный деревянный стол.
Женя делает шаг, старая половица протяжно скрипит. Он морщится и опускается на колени, потом ложится и начинает по-пластунски двигаться в направлении стола. Одежда шаркает о пол, половицы поскрипывают, но не громко. Жилетка мальчика цепляется о торчащий гвоздь, нитки медленно расползаются одна за другой. Сперва Женя не реагирует, но после, когда жилет сползает с груди и натягивается на живот, он останавливается и пальцами, под ногтями которых грязь, высвобождает ткань. Он встает у шкафа и, прислоняясь к книжным полкам спиной, пробирается вглубь комнаты. Одна из книг высовывается сильнее остальных и падает, задетая плечом, Женя успевает ее поймать. Он разворачивается лицом к шкафу и тянет руку, чтобы поставить книгу на место, раздается чиханье, и толстый энтомологический справочник с грохотом валится на пол.
Женя какое-то время не двигается. Настенные часы тикают, снизу доносится еле слышная музыка и стук столовых приборов о посуду. Мальчик делает три широких шага и оказывается у стола. Он включает настольную лампу, и комната озаряется ярким светом. Женя стягивает с себя жилетку, кладет ее на светильник, и освещение становится более приглушенным. Черные точки в рамах на левой стене оказываются пригвожденными к деревянным дощечкам насекомыми. Он осматривает инсталляцию, где сверху вниз увеличиваются в размере жуки, переводит взгляд с мертвой красной бабочки на мертвую черную, опускает голову и видит аквариум, засыпанный землей. В нем мельтешат сотни муравьев, а рядом с ним – стеллажи со склянками, в которых те же муравьи, только застывшие, помещены в жидкость желтоватого цвета. Женю передергивает, он пошатывается и опирается о стол.
На столе под стеклянным колпаком бьется шмель. Он ударяется о стекло, замирает и снова принимается таранить клетку. Насекомое жужжит, и по мере того, как Женя наклоняется, жужжание становится громче. Щека мальчика практически ложится на банку, и, когда шмель врезается в донышко, Женя отскакивает. Рядом с банкой и шмелем лежит плоский кусок дерева и две иглы: одна длинная и толстая, а другая кроткая и тонкая. Мальчик берет одну из них и рассматривает, подносит к указательному пальцу и шипит: на коже выступает капелька крови.
На первом этаже гремит посуда, а затем воцаряется тишина, музыка стихает. Единственным источником звука остается шуршание муравьев. Женя быстро оглядывается на дверь, залезает на стол и силится открыть створку. Старый замок поддается усилиям мальчика, щеколда отодвигается миллиметр за миллиметром, а со стороны двери, на лестнице, доносятся тяжелые шаги.
– Да чтоб тебя! – Женя ругается и прижимается к стеклу всем телом, от напряжения его ладони потеют.
Руки соскальзывают со щеколды, мальчик быстрым движением вытирает их о штаны и возвращается к делу. Пока шмель жужжит, а шаги перемещаются в коридор, задвижка звякает и открывается. Женя настежь распахивает окно, берется за банку, но застывает из-за басистого выкрика: