Журнал «Юность» №09/2023
Шрифт:
«Окна РОСТА» не только следовали тем началам, которые были заложены в плакатах «Сегодняшнего лубка», но и значительно продолжили и распространили их. Лаконизм рисунков и формулировок, сочетание библеизмов и разговорного слога, использование иконописных приемов, колористическое и динамическое противопоставление врагов и героев, обращение к малым жанрам фольклора, песне, лозунгу – те основы, на которых Маяковский строил свои работы.
Андрей Россомахин
Филолог, искусствовед, исследователь авангарда, составитель и научный редактор серии «Avant-Garde» books/index/view/series/13). Публиковался в академических сборниках и периодике в России и за ее пределами. Автор (и соавтор) более двухсот публикаций, а также двадцати монографий (в том числе о Хлебникове, Маяковском, Каменском, Хармсе, Заболоцком и др.). Лауреат Международной отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка.
Маяковский
(Из визуальной археологии 1920-х годов)
Предводитель хулиганов, он благонамеренно и почтенно осуждает хулиганство…
Совокупность прижизненных портретов (и автопортретов) ключевых акторов русского авангарда – ценнейший и интереснейший материал, до сих пор собранный крайне фрагментарно, а обращение исследователей к портретам даже самых выдающихся представителей авангардистского сообщества крайне недостаточное.
Как ни удивительно, на сегодняшний день не существует сколько-нибудь претендующего на полноту свода прижизненных изображений даже столь знакового деятеля авангардной эпохи, как Владимир Маяковский, хотя «маяковедение» было магистральной отраслью в СССР, а сам поэт стал мифом еще при жизни. Впрочем, Государственный музей В. В. Маяковского четыре года назад издал впечатляющий каталог «Маяковский глазами современников» [2] , куда вошло 444 изображения: 338 фотоснимков (это почти все – но не все! – фотоизображения поэта) и 106 графических и живописных портретов, созданных художниками-современниками (в том числе 41 прижизненный портрет). Появление этого каталога трудно переоценить, ведь за долгие десятилетия, прошедшие с момента государственной канонизации Маяковского в 1935 году, появлялись лишь официозно-пропагандистские издания с очень ограниченным количеством его изображений. И это притом, что страну наводняли миллиардные (!) тиражи всевозможнейших изображений поэта; притом, что число памятников и барельефов ему с трудом поддается учету. Исключением из советского иконографического официоза следует признать лишь книгу Л. Ф. Волкова-Ланнита (1981), в силу обстоятельств не свободную от (само)цензуры [3] .
2
Маяковский глазами современников: Каталог материалов из фондов Государственного музея В. В. Маяковского / сост. Е. Ю. Иньшакова, Н. А. Качур, Е. А. Снегирева. М., 2018. Каталог дает почву для широких культурологических наблюдений за динамикой и особенностями посмертных репрезентаций Маяковского и способен стимулировать десятки исследований. Однако каталог, помимо очевидной неполноты, не свободен от ряда ошибок и недостатков – мы отметили их в подробной рецензии (Россомахин А. Иконография Маяковского: опыт комплиментарной критики // АртГид. 2019. 30 июля. URL:.
3
См.: Волков-Ланнит Л. Вижу Маяковского. М., 1981. В серии очерков, составивших эту книгу, бывший лефовец (прошедший через ГУЛАГ) сообщил ценные сведения об истории появления многих фотопортретов Маяковского, а ряд из них впервые ввел в оборот.
Первым этапом работы по созданию будущей фундаментальной иконографии Маяковского мог бы стать корпус его прижизненных изображений. Из них наибольшее количество, если не считать фотоснимки, – это карикатуры (более 100), рассыпанные преимущественно в периодике второй половины 1920-х годов. Мы надеемся подготовить корпус таких карикатур к печати, а в сегодняшней краткой статье публикуем три прижизненных, но неочевидных даже для современников изображения Маяковского второй половины 1920-х годов. Каждый из портретов в той или иной степени эксплуатирует образ Маяковского – поэта-хулигана. Погружение в периодику эпохи позволило нам прийти к выводу, что этот образ хулигана оставался актуальным отнюдь не только в дореволюционный период (когда он был одним из элементов жизнетворческих стратегий Маяковского как поэта-апаша), а вплоть до самого конца 1920-х – по сути, став одним из самых устойчивых ярлыков, которым публика награждала поэта в течение всей его жизни.
Напомним, что в период «штурма и натиска» футуризма деятельность его творцов в газетно-журнальной критике обычно аттестовалась как хулиганство, а также как деятельность душевнобольных, графоманов, вандалов, геростратов, etc [4] .
Вполне успешно эксплуатируя и остраняя в медийном поле амплуа футуриста-хулигана, через несколько лет, весной 1918 года, Маяковский сделал для кинофирмы «Нептун» сценарий «Барышня и хулиган» по повести итальянского писателя-социалиста Эдмондо Де Амичиса «Учительница рабочих» [5] и снялся в этой картине в главной роли. Примечательно, что через семь лет, в совершенно другую эпоху, Маяковский поместил кадр из фильма, где он сыграл влюбленного хулигана, в качестве своего фотопортрета на обложке советского переиздания поэмы «Облако в штанах» (М., 1925) (илл. 1).
4
Приведем лишь один стихотворный фельетон под названием «Хулиган» из десятков опусов такого рода: «Я – футурист! / Я – скандалист! / Держу себя я всюду гордо! / Чтоб нашуметь / И прогреметь, / Я начинаю “сыпать в морду”!.. / Войдя в экстаз – / По морде раз!.. / Кипит во мне заряд питейный… / Я – не титан, / Я – хулиган! / И хулиган первостатейный!..» (Человек без [псевдоним]. Хулиган // Будильник. 1913. № 46.
5
Де Амичис Э. Учительница / пер. с итал. А. Г. Каррик. СПб., 1895.
Казалось бы, во второй половине 1920-х, то есть через 12–16 лет после скандального футуракционизма, статус Маяковского совершенно иной: это статус живого классика и авторитетного лидера советской поэзии. Однако ряд прижизненных портретов поэта и ряд критических публикаций второй половины 1920-х годов способны скорректировать хрестоматийные сведения о репутации Маяковского, закрепленные в сотнях мемуаров и в официальном каноне. В частности, забыты крайне интересные реалии, свидетельствующие о том, что вульгарная проработочная кампания против «есенинщины», развернувшаяся вскоре после гибели Есенина (отчасти поддержанная и в риторике Маяковского, но наиболее масштаб но реализованная в рапповской критике [6] ), проецировалась и на самого Маяковского, причем как рядом литературных оппонентов, так и частью публики.
6
И не менее масштабно – в шестнадцати (!) антиесенинских брошюрах Алексея Крученых. Даже сам Маяковский печатно назвал памфлеты своего соратника «дурно пахнущими книжонками» (Маяковский В. Как делать стихи [1926] // Маяковский В. Полное собрание сочинений: в 13 т. М., 1959. Т. 12. С. 97). Совокупный тираж этих памфлетов приблизился к 100 000 экземпляров – и беспрецедентен в литературной биографии Крученых, выпустившего около полутора сотен книг в 1910–1931 годах. Вот лишь несколько наиболее говорящих заглавий его антиесенинских изданий 1926 года: «Есенин и Москва кабацкая», «Черная тайна Есенина», «Лики Есенина: от херувима до хулигана», «На борьбу с хулиганством в литературе», «Проделки есенистов», «Хулиган Есенин».
По-видимому, даже на исходе 1920-х немалая часть публики, особенно в провинции, приходила на его выступления, чтобы посмотреть на «скандалиста» и «хулигана», – и Маяковский не мог не отдавать себе в этом отчета. Вероятно, начиная с 1927 года его разочарование и фрустрация от происходящего в стране все более усугублялись, а его тлеющий конфликт как с аудиторией, так и с властями в перспективе мог обернуться полной потерей контакта. Остается лишь гадать, какие эмоции испытывал поэт, целое десятилетие истово трудясь на ниве «государственника» и «одописца», но видя при этом, что для части аудитории он продолжает оставаться все тем же «рыжим», «шутом гороховым» и «клоуном», как когда-то на заре своей карьеры. Но теперь его аудитория уже не «буржуа», которых так весело и так легко эпатировать богемными выходками, – в ходе культурной революции «буржуа» уничтожены как класс, а сам он уже отнюдь не витальный двадцатилетний апаш, удостоенный саморекламного гимна «…и только по дамам прокатывается: “Ах, какой прекрасный мерзавец!..”». Теперь, во второй половине 1920-х, он усталый литературный генерал, перманентно конфликтующий с коллегами по цеху; дворянин по происхождению, он громогласно претендует на пролетарское первородство и остро боится потерять контакт с аудиторией.
Аттестации «хулиган», «клоун» и «нахал» отнюдь не безобидны, ибо чреваты политическими проекциями в условиях идеологической кампании «борьбы с хулиганством», которой сам Маяковский отдал весомую дань, сочинив целый ряд стихотворных фельетонов и директив [7] и проведя десятки диспутов [8] .
Далее мы публикуем три забытых прижизненных портрета Маяковского, выявленных нами в периодике, но при этом неочевидных или зашифрованных даже для большинства современников поэта. Каждый портрет сопровождается обоснованием.
7
Отметим главные стихотворения по этой теме, составляющие своеобразный цикл: «Хулиганщина» (Красный перец. 1924. № 22. Октябрь), «Хулиган» («Республика наша в опасности…»: Известия. 1926. 19 сентября), «Хулиган» («Ливень докладов…»: За 7 дней. 1926. № 10. Сентябрь), «Хулиганы в мировом масштабе» (Известия. 1926. 26 сентября), «Тип» (первоначальное заглавие «Три хулигана»: Крокодил. 1926. № 38. 15 октября).
8
Подробнее см. нашу работу: Россомахин А. Ху…лиган и громила: тридцать читательских записок и пять неизвестных «зашифрованных» портретов Маяковского // Russian Literature. 2022. Vol. 128. P. 61–83.
На обложку спецвыпуска журнала «Крокодил» (1925, № 28, июль), по нашему мнению, редакция поместила не что иное, как зашифрованный портрет Маяковского. Поэт изображен в образе хулигана, провокативно пишущего на стене главный русский обсценнизм… (илл. 2). Гигантские буквы «ХУ» остроумно вписаны в подзаголовок «Специальный номер о ХУ…лиганстве». Несмотря на отсутствие прямого портретного сходства, маркерами Маяковского являются кепка и трость (атрибуты его костюма, зафиксированные на многих фотоснимках и графических портретах). Кроме того, помимо отмеченной выше ранней дореволюционной ипостаси «хулигана», спроецированной современниками на эпоху 1920-х годов, в поддержку рифмы «хулиган = Маяковский» работает намеренно примитивное граффити с подписью «дурак». Не исключено, что данная сатира, эффектно вынесенная прямо на обложку, принадлежит одному из соратников Маяковского по «Окнам РОСТА». Имя художника не указано, но в «Крокодиле» работало много коллег и приятелей поэта, да и сам он неоднократно печатал стихи на его страницах. В целом данный зашифрованный портрет мы склонны интерпретировать не как оскорбительный выпад, а как элемент дружеской игры, понятной лишь узкому цеховому кругу.