Шрифт:
На 1-й странице обложки рисунок Екатерины Горбачевой «Стеклянная трава»
Тема номера: страх
Говорят, самый жуткий страх вызывает неизвестность, щемящее ожидание беды, которая может случиться, а может обойти стороной. Ощущение надвигающейся катастрофы. Не зная, случится ли она, люди сходят с ума, мучают себя и окружающих, выдумывают жуткие, полные кошмарных подробностей горести, от которых сами и страдают. Страх того, чего нет, – самый сильный. Потому что идет изнутри. Потому что мы сами лишаем себя надежды на то, что все будет хорошо. Что все получится. Что сумеем прыгнуть выше головы.
Очень
Очень интересное с литературной точки зрения. Страх стал темой конкурса журнала «Юность» в рамках литературной смены арт-кластера «Таврида», и я с радостью представляю вам его лучшие рассказы.
Денис Лукьянов
Родился в Москве, студент-журналист третьего курса МПГУ. Ведущий подкаста «АВТОРизация» о современных писателях-фантастах, внештатный автор радио «Книга» и блога «: Самиздат». Сценарист, монтажер и диктор радиопроектов на студенческой метеоплощадке «Пульс», независимый автор художественных текстов.
Не баг, а фича: почему мы боимся хоррор-литературы?
Давайте так: начнем со смешного, закончим жутковатым, хорошо? Ну, как оно там говорится, стартуем за здравие, финишируем за упокой. Так вот, небезызвестный Стивен Кинг однажды пошутил, что он больше не будет описывать монстров в книгах, а сделает нечто более страшное: нарисует очередное чудище. В итоге у Короля ужасов получилось забавное каля-маля – в принципе, на то оно и было шуткой. Но, как и в любом другом меме, здесь прячется глубокий философский подтекст, да почти такой, что Камю, Сартр, Кьеркегор и друге экзистенциалисты голову об него расшибут. Звучит эта дилемма как-то так: а почему мы вообще боимся хоррор-литературы? Ведь, по сути, пугаться ужасов – все равно, что испытывать фобию букв. В книжку ведь ни скример не добавишь, ни душераздирающую музыку. Откуда тогда такой эффект, что аж мурашки по коже бегут, а затылок – холодеет?
Рыть всегда следует начинать с конца, почти как в археологии, чтобы после долгой работы докопаться до сути, до нижних слоев. Говоря проще, до того, что было сначала. В отличие от бедных археологов, мы можем себе позволить начать сразу с самого древнего – и самого важного – культурного пласта. Только в нашем случае это не открытие древнейшего строения мира, или доегипетской цивилизации в дельте Нила, а понимание, почему человек вообще испытывает страх и есть ли от этого хоть толика пользы.
Итак, небольшой ликбез по биологии: установлена у нас в голове одна такая часть, называется миндалевидным телом и находится в височной доле мозга. Это такая, если угодно, папка на жестком диске серого вещества. Только хранятся там не фото из поездок или сканы эротических журналов, а наши страхи, которые сознание оттуда выуживает при любой необходимой ситуации. Но вот парадокс: если прийти в медицинский фургончик, где за двадцать баксов сделают все что угодно, и попросить подредактировать это миндалевидное тело (а то и вовсе вырезать), ничего хорошего не выйдет. Проблема в том, что этот кусочек мозга ответственен еще за радость, удовольствие, отвращение и прочие эмоции. Страх, кстати, входит в «базовый набор», который прилагается к любому устройству модели homo sapiens. Только есть одна дилемма: ужас не относят ни к трем негативным эмоциям, ни к трем позитивным. Он – посерединке, как Чичиков у Гоголя – ни то ни се, ни рыба ни мясо, ни стар ни молод. Все лишь потому, что может вызывать и удовольствие – но об этом позже.
Какой бывает страх? Один. Даже не спорьте. Многие ученые сходятся во мнении, что люди боятся, скорее, не просто смерти, а небытия (не зря же мы Кьеркегора в начале вспомнили). А уже что может довести до небытия – другой вопрос: и нож в бок, и ядовитый паук на берегах Амазонки, и даже финик, неудачно застрявший в горле. С некоторыми страхами люди рождаются, это такие предустановки в биологическом коде – сигнализация, предупреждающая о базовых опасностях: резком звуке, непонятной тени, уходящих из-под земли ногах и, как считают некоторые, змей и пауков. Так у всех млекопитающих, просто эти прелестные животные совсем не похожи на нас и даже на лисичек с котиками (тем не менее некоторым это держать
Другой вид страхов люди приобретают на протяжении жизни – они, как вирус, передаются от человека к человеку. Это может происходить через родительские шаблоны или через, скажем так, государственный аппарат. Если человека постоянно намеренно пугают чем-то, то он, сам того не заметив, станет этого бояться – такая вот незатейливая технология.
Самое забавное, что от страха почти всегда можно получать кайф, да еще какой. Чаще от врожденного, чем от приобретенного, но факт остается фактом, вот нас и тянет ходить в кино на ужастики, травить друг другу истории у костра и даже прыгать с парашютом. Тут в игру опять вступает биология: в организм впрыскиваются химические элементы (норадреналин, эндорфины, дофамин). Этот коктейль придает человеку сил, задора и даже обезболивает на некоторое время. Так что тех, кто часто ходит на фильмы ужасов, можно и наркоманами назвать – но это, конечно же, шутка. Надо же хоть как-то разбавлять текст об ужасах, правильно?
Пугаться полезно. Почти как пить хорошее вино – если по бокальчику в день, то организм очень даже скажет спасибо, а если выдуть три бутылки залпом – ну, несложно догадаться.
Итак, почему же человек боится? Ответ прост, как на экзамене, к которому не выучил ни одного билета, – потому что. Потому что люди не могут не бояться. Ясно дело, что такой ответ никого не устроит, поэтому соберем все причины воедино. Раз – без страха не будут работать другие эмоции; два – мы перестанем чувствовать опасность, а девиз «слабоумие и отвага» ни до чего хорошего не доведет; три – страх может принести удовольствие; четыре – ужасы в маленьких количествах укрепляют нервы и готовят нас к встрече с большими опасностями.
И нет, Лавкрафт и его твари иных категорий тут ни при чем.
Информацию нужно принимать постепенно, как комплекс таблеток. С утра – выпить что-нибудь для памяти, днем – для сердца, ну а вечером и аскорбинку можно себе позволить (автор текста не несет ответственности за резкое читательское желание сбегать в аптеку за аскорбинкой). Поэтому, прежде чем двигаться к центральной теме, надо поговорить и об истории хоррор-литературы – откуда этот зверь вообще взялся, кто его слепил?
Если обернуться назад во времени без всяких хитроумных устройств, просто пару часов просидев в библиотеке, станет ясно, что ужасов как жанра изначально не было. Существовали отдельные пугающие элементы фольклора и мифологии: склизкие водяные, бесконечные ассирийские демоны, египетские обитатели подземного мира Дуата с головами змей, скандинавские драконы, черти с картин Босха, японские демоны Они, арабские гули (ожившие мертвецы), индийские наги, греческая Химера… вот лишь первое, что приходит на ум. Но это – уж извольте – не то, эпос никогда не был связан с попыткой конкретно напугать человека жуткими образами. Конечно, он должен был присмирять перед богами, внушать благочестивый страх, но это уже совсем иная роль. Исследователь Девдутт Паттанаик вообще считает, что все жуткие образы мифологии – лишь инструмент вызывать к ней интерес и улучшить ее запоминание через поколения; тяжело стереть из памяти тварь с семью руками и девятью головами. Человек испытывал страх сначала перед пугающей и неукротимой природой, потом – перед богами и уже много после перед тем, что не понимает сущности мира. Вождь племени страшился гнева пламени и ветра, древний грек – проклятий Зевса, который усмирил природу в лице титанов, а ученый двадцатого века – мира, внезапно оказавшегося слишком пустым и непонятным.
В Средневековье были популярны ужасы, навеянные все той же богобоязнью, – истории об одержимых вполне себе можно считать хоррором, а уж сны об адских муках – тем боле. Такие сюжеты часто встречались в европейском аналоге жанра «жития». Это были скорее нравоучения, намекающие человеку, что жизнь надо вести исключительно праведную, хоррор там оказывал необходимый терапевтический эффект – об этом мы уже вспомнили и обязательно вернемся еще. Все эти истории, кстати, потом легли в основу «Божественной комедии» Данте. В то же время славу сыскали и так называемые Bisclavret – истории из двенадцати стихотворений об оборотнях поэтессы Марии Французской. Это были так называемые лэ, поэзия особой группы, которую часто ассоциировали с фантастикой. И там были оборотни! Здорово же, да? А иногда появлялись даже связи реального человека с некоей мистической феей – это, можно сказать, стало центральной сюжетной канвой многих лэ.